Тропой смелых

II. Таежные тропы
1. У первого костра

Солнце уже нависло над синеющими вдали горными грядами и силуэты деревьев на фоне неба потемнел», когда путешественники подошли к месту, назначенному по маршруту для первой ночевки. Переливаясь по камешкам, чуть бурля у коряг, упавших в воду, лесная речушка выплескивала маленькие ласковые волны на неширокий песчаный откос.
— Эта? — спросил Миша.
Лёня вытащил карту, развернул ее.
— Эта, — облегченно сказал он.
Семнадцать пройденных километров давали себя знать. С выходом опоздали, и пришлось нагонять упущенное время. Днем вместо горячего обеда закусили домашней стряпней, колбасой да яйцами.
— Надо сразу побольше съесть, тогда нести будет легче, — убеждал Вова.
Сначала шли, болтая о разных разностях. Часто останавливались, подбирая красивые камни. Дима чуть ли не у каждого цветка пытался прочесть лекцию о том, какую важную роль играет в жизни ботаника. Вова гонялся за какими-то жучками и бабочками. У него с собой были специальные морилки для насекомых. Морилка — это такая стеклянная баночка, в которую опускают насекомых. Внутрь ее кладут нарезанную тонкими полосками бумагу. Она отгораживает друг от друга жучков, мух, пауков, стрекоз — всех, кто попадет туда, чтобы они, если станут биться, не попортили свои крылышки и лапки. К пробке баночки прикалывают или приклеивают ватку, которую пропитывают эфиром или валерьянкой. Это делают для того, чтобы насекомые, попав в банку, заснули и не мучились. Пузырек с валерьяновыми каплями Вова таскал в верхнем карманчике рюкзака.
Постепенно отклонения от тропы делались все реже, а подконец походная змейка в неизменном порядке — Лёня, Дима, Вова и Миша — шагала молча и равномерно.
Карта, которую им рекомендовали как «самую свежую, последнего выпуска», очень скоро подвела их. То, что на ней было обозначено как тропа, оказалось торной дорогой. На дороге встречались автомобили и повозки. Посовещавшись и спросив совета у нескольких встречных, ребята свернули в сторону, на другую, настоящую, маленькую лесную тропу, которая, к счастью, тоже оказалась на карте.

Высокие сосны толпились со всех сторон, напирали дружной гурьбой на тропку, преграждая ей путь, а она, хитрая и непокорная, вилась между ними и вилась… Деревья все плотнее обступили путешественников. Густая дикая трава пышным покровом устилала землю. Чаще стали попадаться сваленные бурями сосны-великаны, неуклюже тянувшие в стороны свои цепкие, твердые лапы-ветви… И вдруг зажурчала нежно, всплеснула у ног ласковые волны маленькая лесная речушка.
— Эта, — сказал звеньевой. — Вот и подвинулись к звездочке. — Он говорил о пещере.
— Уф-ф! — Вова скинул рюкзак.
Лёня уставился на него:
— Ты что?
— Как что? Привал.
— Порядка не знаешь. Надевай рюкзак.
Вова, недоумевая, топтался в нерешительности вокруг своего мешка. Очень уж приятно было спине ощутить необычайную легкость, и хотя чудилось, будто ремни все еще давят на плечи, мускулы, казалось, вздохнули и расправились.
— Надевай, надевай! Это место неподходящее.
— Почему неподходящее?
Не скрывая превосходства, Лёня пояснил, что не всякое место на земле годится для хорошей ночевки. Мало, чтобы вода и топливо были недалеко, надо еще, чтобы земля была сухой, чтобы ветер здесь не дул, чтобы дорога или тропа не проходили очень близко, а костер таился бы в низине или яме.
— Хо, целая наука!
— А что, зря мы в туристском кружке занимались?
Метров через двести, у крутой излучины, где холмистый берег подымался в гору, а густая заросль можжевельника принимала на себя удары ветра, звеньевой решил разбить ночной лагерь.
Обсудив меню ужина, постановили: есть кашу и пить чай. Костровым был назначен Миша. Диме поручили быть поваром, а Лёня с Вовой отправились на заготовку дров.
Миша набрал мелких сучков, сложил их аккуратно горкой, подсунул кусок бересты и поджег. Когда горка разгорелась, он начал подкладывать сучья покрупнее, и пламя стало большим и жарким. Дима сходил за водой, а Миша вырубил два кола с развилками на концах и вбил их, один с одной стороны костра, второй — с другой. На них положили сырую жердинку, а на нее подвесили ведро.
Лёня охапками подтаскивал хворост. Миша притащил толстую сухую лесину, потом еще.
— Я засыпаю крупу, — объявил Дима.
— Побольше сыпь! — откуда-то из-за кустов прозвучал голос Вовы.
— Толстопуз, ты где шляешься?
— Я не шляюсь. Тут муравейник — в полменя. А муравьи громадные и рыжие. Я думаю, надо их в баночку.
— За шиворот их тебе надо, вот куда! Чтобы от работы не бегал. Иди сюда. Дел знаешь сколько! Шалаш нужно строить…
— Какой шалаш?
— Вовка!! Иди сюда!
Это было произнесено самым свирепым тоном, и экспедиционному энтомологу пришлось подчиниться.
Уже наползали сумерки, и все кругом начинало тускнеть, сливаясь в один цвет. Только на западе, где расплылась оранжевая заря, темные контуры сосен были четкими, как нарисованные тушью.
Шалаш построили быстро. За сучок сосны, что стояла рядом с костром, зацепили один конец жерди, а второй укрепили в развилке специально вбитого кола на высоте Вовиного роста. Наломав больших сосновых веток, уложили: их на жердь утолщенными концами кверху, а разветвленными к земле. Это, пояснил Миша Вове, для того, чтобы лучше стекала вода, если пойдет дождь. Сверху еще набросали веток можжевельника. С другой стороны, обращенной к костру, шалаш оставили открытым.
— Теперь делать постель, — распорядился звеньевой.
— Бежит!! — страшным голосом завопил Вова. — Каша бежит!
Дима бросился к костру. Операция по спасению каши окончилась, в общем, победой, если не считать, что, во-первых, с полмиски варева все-таки успело сбежать из ведра в огонь и, во-вторых, рука мужественного повара оказалась чуточку поджаренной. Удостоверившись, что теперь ужин находится в безопасности, Вова счел нужным поинтересоваться, что будет представлять собой обещанная вожаком постель.
— Набросаем веток — получится перина лучше королевской.
Вова выразил недоверие.
— Они жесткие, — поморщился он.
— Зато ты мягкий, — возразил Лёня.
Но Дима тоже сказал, что лучше без веток: надо закаляться.
Тогда в разговор вмешался второй из «старых» туристов — Миша. Он рассказал, что и самые опытные, самые закаленные таёжники не ложатся спать без какой-либо подстилки. Павел говорил, он знает. Этот довод подействовал, и все дружно принялись ломать и втаскивать в шалаш ветки. Упругая, пахучая постель была готова совсем быстро: ведь у костра ждала каша.
Всегда и все — будь то безусый парнишка или седой профессор, солдат или геолог — нахваливают пищу, изготовленную в поле, в лесу. Чудесна костровая каша! Под уральской сосной или украинским тополем, под волжской березой, под дальневосточной елью — всюду она хороша, горячая, припахивающая дымом, чуть подгорелая — пусть подгорелая! — походная русская каша.
Турист-иностранец в выутюженных брюках, увешанный термосами и склянками, если и сядет у костра, так под себя подложит чистую клееночку, своротит нос от дыма в сторону и, уцепившись пальчиками за бутерброд, будет его разжевывать и пережевывать, запивая сгущенным молочком. А кончатся бутербродики да выйдут консервы — тут он повернет свои туристские ботинки в обратную сторону. Не по нраву ему кашу варить, не уважает он грубой и здоровой, привольной лесной пиши.
А ты, мальчуган с большой русской душой, уселся по-хозяйски у таежного костра, в тесном кругу своих приятелей и, возбужденно и весело толкая дружка в бок, говоришь; «А ну, даешь кашу!..» Необъятное родное небо над тобой, ничем не отгороженное, не закрытое. Земля русская, громадина такая, что тысячей глаз не оглядеть, — вот она, и, слившись с ней, ты чувствуешь легкость и силу необыкновенную…
— Доставайте ложки! — скомандовал начхоз.
— Ого! Они у нас уже… Как сказать: «достаны» или «достаты»?
Дима ловко поправил:
— Вы уже достали… Лёня, давай миску. Тебе — первому.
— Нет, — великодушно отказался вожак, — накладывай сначала Вовке.
Каша получилась знатная. Правда, Дима забыл ее посолить, но эта ошибка еще недостаточно квалифицированного повара была немедленно исправлена. Вова при этом попытался схитрить.
— Пересолил я свою кашу, — с неподдельным огорчением заявил он. — Придется теперь еще подложить несоленой и смешать.
Срочно была выделена комиссия в лице начхоза для установления процентного содержания соли в Вовиной миске. Комиссия авторитетно заявила: «Сойдет», — и Вове пришлось довольствоваться лишь той добавкой, которую получили все, когда до дна очистили свой миски.
Вымыли ведро и подвесили воду для чая. Собственно, то, что находилось в ведре, чаем называлось условно. Чая с собой ребята не взяли. Вместо него в воду набросали листьев брусники, собранных тут же, у костра.
— Прошлым летом с Павлом всегда так пили, — сказал Лёня. — Помнишь, Миша?
Совсем стемнело. Лес кругом почернел. Только на ближних соснах, обступивших костер, колыхались трепетные желтоватые блики. Несколько бабочек неустанно кружились над огнем. Где-то прокричала ночная птица. Миша подбросил в костер сучьев. Древесина затрещала, взлетели искры, кусочек сгоревшей шелухи от коры вспорхнул огненным мотыльком, метнулись в глубь леса черные тени.
— До чего же хорошо! — вздохнул Дима и, откинувшись на спину, растянулся на земле. Он любил тишину, любил помечтать, лежа вот так и глядя в далекое черносинее небо.
В густой мгле сияли редкие звезды, а за речкой, тихо журчащей невдалеке, выползала среди черных стволов, карабкаясь по сучьям, большая круглая луна. Нестройно звенели надоедливые комары. То и дело слышалось: хлоп, хлоп — путешественники уничтожали летучих кровопийц.
Вода вскипела. Брусничный навар был ароматный и вкусный. Вова объявил, что если ему соответственно увеличат порцию сахара, он возьмется один опорожнить ведро. Однако это предложение никого не обрадовало.
Обжигаясь горячей кружкой, Дима сообщил:
— Ух, мне что-то вкусное попалось… но не комар.
Все засмеялись: «вкусное, но не комар». Ничего себе!
Спать в этот вечер не ложились долго. Сидели, сгрудившись у костра, вспоминали всё помаленьку, начиная от утренней картошки и кончая тем, как собирали топливо и Лёня в темноте зацепился ногой за какой-то сучок и, думая, что это лисица потянула его за штанину, закричал: «Я кого-то поймал!» Посмеивались друг над другом. Только Дима почему-то был задумчив и в то же время как-то по-особенному напряжен.
Вова начал клевать носом. Сидит — человек человеком, потом голова сникнет, поползет медленно вниз и вдруг, как подрубленная, упадет на грудь. Вова вскинет ее, похлопает ресницами, а через минуту снова начинает дремать.
— Давайте спать, — распорядился Лёня.
…Сова, проснувшись, издали приметила что-то необычное в лесу и крикнула резко и беспокойно. Потом она, бесшумно разрезая воздух мягкими шелковистыми крыльями, скользнула быстрой тенью над лесной поляной и увидела на ложе из сосновых веток под плотным навесом четыре маленькие фигурки, прижавшиеся друг к другу. Лицо одного паренька было обращено к пламени, лизавшему бревешки и сучья, сложенные в груду. Прядь светлых волос, изогнувшись, упала на густые белесые брови. Губы улыбались чему-то бесконечно хорошему.
Больше сова не кричала…
Утро было туманное, свежее. Холодок бесцеремонно заполз под одежду и прогуливался по спинам, вытягивая остатки тепла. Незаметно для себя ребята подкатились поближе к огню.
Лёня видел во сне, будто он спускается в кратер вулкана, который они с Мишей открыли у себя в саду. Мать из окошка кричит: «Осторожней!», а он лезет вниз и бормочет: «Вперед, Тикин, не подгадь». Снизу жар так и пышет, уже невозможно терпеть, а он все же спускается ниже и ниже. Вдруг раскаленный поток лавы хлынул на него — и Лёня проснулся, отдернув ногу от костра. Штанина дымилась. Рыжее пятно на ней, когда Лёня потер его, превратилось в дырочку.
Он сел и огляделся. В тумане смутно темнели кусты и деревья. Костер дымился, пламя стало вялым. Громко звенели нахальные комары. Миша спал, обняв Диму, а под боком у Лёни уютно свернулся калачиком Вова.
«Сколько же времени?» подумал Лёня, встал и поворошил огонь. Пламя вспыхнуло и стало больше. Лёня подбросил сучьев и уселся рядом, подтянув колени к подбородку. Приятно было сидеть вот так, ни о чем не думая, и смотреть, как тонкие желтовато-белые нити огня сливаются в широкий колеблющийся язык пламени. Тепло охватывало тело.
Завозился Дима, повернулся, присел и не то спросил, не то просто сказал:
— Уже утро.
Лёня глянул на него и захохотал. Из-под носа Димы вылезал, поднимаясь клинышком по щеке, залихватский черный ус. Видно, перестарался вчера повар, когда возился у костра. От шума проснулись и Миша с Вовой.
— Как же это ты без подушки спал? — поинтересовался Дима у Вовы.
Тот удивленно вытаращил глаза, потом улыбнулся и махнул рукой.
Пошли умываться. Лёня хотел искупаться, но речка оказалась слишком мелкой. Тогда он стащил с себя рубаху и стал обтираться водой. Его примеру последовали все. Вода взбодрила, согнала дремотность.
— Объявляю второй походный день начавшимся! — торжественно сказал звеньевой и веселым козленком поскакал к костру.