Архив метки: казаки

Интервью, которого не было

23 марта 2015

Как и обещал, размещаю тут интервью, данное журналисту одного СМИ. В печать оно не попало. По официальной версии из-за того, что журналист, якобы, неправильно истолковал редакционное задание. Возможно и так. Но возможно и другое — не всем сегодня нравится, когда говорят о патриотизме и истории. Предупреждаю сразу — текст большой…
Интервью, которого не было
— Анатолий Владимирович, среди внушительного перечня Ваших краеведческих работ особое место занимает книга «Именной справочник казаков Оренбургского казачьего войска, награжденных государственными наградами Российской империи». Расскажите, как она создавалась?
— Справочник – результат многолетней работы группы единомышленников, хотя и живущих за тысячи километров друг от друга, но объединенных общей идеей увековечивания имен забытых героев, некогда живших на обширной территории Оренбургского казачьего войска. Начиналось все в 2008 году с выпуска книги «Самоотверженные», в которой воедино были собраны имена казаков только 4-х станиц войска — Березинской, Степной, Кособродской и Михайловской. Над этой книгой мы работали втроем – Владимир Завершинский из Москвы, Владимир Семенов из Оренбурга и Ваш покорный слуга. Выход этой книги, выпущенной довольно скромным тиражом, имел большой резонанс. И не только среди историков и краеведов. Мы получили большое количество откликов от потомков оренбургских казаков со всего света: все просили продолжить поиск и рассказать о подвиге предков. В 2010 году была завершена работа над первым томом «Именного справочника». Он охватывал все станицы третьего военного отдела Оренбургского казачьего войска. В 2011-2012 годах последовательно вышли второй и третий тома, которые соответственно рассказывали о казаках второго и первого отделов. В ходе этой работы наше авторское «трио» стало «квинтетом»: над новыми томами Справочника вместе с нами работали краеведы Валерий Бешенцев из села Кардаилово Оренбургской области и Юрий Козлов из Агаповки.
Апофеозом этой необычной работы стал выход в свет сводного тома Справочника. В нем собраны имена более 10000 оренбургских казаков, награжденных за свои боевые подвиги и гражданские поступки государственными наградами Российской империи. Он охватывает все 53 станицы Оренбургского казачьего войска.
— А какой временной период эти книги охватывают?
— Главным образом период Первой мировой войны.
— Насколько я понимаю, Справочник стал библиографической редкостью?
— Ну это как сказать. Проект изначально не был коммерческим, и в свободной продаже этих книг не было. Весь тираж был передан в районные и школьные библиотеки, музеи и архивы Челябинской, Оренбургской и частично Курганской областей. Поэтому при желании Справочник найти можно.
— Сегодня многие хотят узнать свои корни. Но одного желания оказывается мало, нужно еще знать, где искать? Где можно найти информацию о наших земляках, например, начала ХХ века?
— Основной пласт такой информации хранится в архивах. Но в самом начале поисков важно понимать, какая информация нам нужна? Если речь идет о метрических сведениях, то эту информацию нужно искать в Объединенном государственном архиве Челябинской области (ОГАЧО). Именно там собраны метрические книги большинства церквей и мечетей, которые до революции занимались регистрацией рождений, браков и смертей. А если, например, нужны сведения о самих храмах, то значительный массив документов Оренбургской епархии хранится в Государственном архиве Оренбургской области (ГАОО). Применительно к теме Первой мировой войны поиск сведений довольно сложный. Увы, в региональных архивах документов, посвященных непосредственному участию южноуральцев в боях той войны, немного. Главным образом, полковые и армейские приказы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА)…
— Но ведь не каждый может туда попасть…
— По закону большинство российских архивов открыты для всех. Другое дело, что работа с документами – это особое умение, которое требует немало времени. Сегодня в Интернете можно найти контакты всех архивов, опубликованы порядки получения информации. Поэтому при желании получить необходимые сведения можно. Да и немало информации сейчас публикуется во всемирной паутине.
— Вернемся к теме Первой мировой. Как ее начало отразилось на жизни казачьих станиц? Какие настроения преобладали тогда в обществе?
— Накануне войны казачьи станицы жили мирной жизнью: казаки только вернулись с ежегодных сборов, в разгаре был сенокос, шла подготовка к уборке хлеба… На второй день после объявления России войны в Оренбург поступил приказ военного министра о мобилизации. И все мирные заботы ушли на второй план. Во все поселки и выселки из станичных управ были посланы гонцы с приказами о срочной мобилизации. В станицах служились молебны во славу русского оружия и пожеланиями победы, проводились торжественные построения и митинги. Всех объединяло высокое чувство патриотизма и желание выступить на защиту Отечества. И совсем неслучайно в 1914 году та война официально называлась второй Отечественной: и власть, и общество были едины в порыве защитить свою страну. Патриотические настроения в обществе были столь сильны, что иногда они принимали весьма причудливые формы. Всем известно, что с началом войны столица империи Санкт-Петербург была официально переименована на русский манер в Петроград. Но мало, кто знает, что в первые дни войны наказной атаман Оренбургского казачьего войска генерал-адъютант Н.А.Сухомлинов, выражая волю оренбургских казаков, обращался к императору с просьбой «…снять с войска немецкое название и наименовать его другим именем, по воле и желанию своего Державного Вождя». Также планировалось переименовать на русский лад и Оренбург…
— Анатолий Владимирович, а известно, сколько южноуральцев было призвано на фронт Первой мировой?
— Не могу точно сказать обо всех южноуральцах, ведь на фронт призывались не только казаки, но за период войны Оренбургское казачье войско, прошедшее через сплошную мобилизацию, выставило 18 конных полков, 40 отдельных и особых сотен, отдельный дивизион, 8 конных батарей. Всего на фронт было отправлено свыше 35000 казаков.
— Вы сказали о высоком патриотизме, царившем в российском обществе на первоначальном этапе войны. А известны случаи, когда на фронт уходили те, кто не подлежал мобилизации?
— Да, конечно, такое случалось. И довольно часто. На фронт стремились попасть и безусые казачата, и умудренные боевым опытом ветераны. Так, добровольцами на фронт отправились подхорунжий Звериноголовской станицы 3-го военного отдела, Георгиевский кавалер, награжденный в период русско-японской войны, Николай Петрович Пономарев, 62-летний казак Березинской станицы 2-го военного отдела Иван Тимофеевич Труфанов, награжденный знаками отличия Военного ордена 2, 3 и 4 степеней еще за среднеазиатские походы и многие другие.
— А в каких боевых операциях пришлось принять участие нашим казакам?
— Вообще, Первая мировая война показала, что роль конницы, а казаки – это, прежде всего, кавалеристы, кардинально изменилась. Если раньше она была одним из основных видов войск, то с развитием огнестрельного оружия, авиации, да и с применением отравляющих веществ кавалерийские части стали играть вспомогательную роль. Тем не менее, казачья кавалерия в тот период прекрасно проявила себя в разведке и обеспечении безопасности передислокации других воинских соединений. Оренбургские казачьи полки, шедшие лавой на противника, вызывали ужас у неприятеля. Поэтому совсем неслучайно наших земляков привлекали к выполнению опасных операций и заданий.
Если говорить о конкретных боях, то следует упомянуть Галицийскую битву, развернувшуюся на громадной территории в августе-сентябре 1914 года. В результате этого грандиозного сражения русская армия овладела восточной Галицией и Буковиной, захватила город Львов и осадила крепость Перемышль. В бою у Ярославица отлично проявил себя 1-ый Оренбургский казачий полк, сформированный из казаков 2-го и 3-го военных отделов. За этот бой более 30 казаков полка были представлены к награждению Георгиевскими крестами и медалями. И это неслучайно — казаки проявляли стойкость и героизм. Например, казак Березинской станицы Федор Ильин «… раненный пулей в спину оставался в строю и предупредил обход сотни с правого фланга», а казак той же станицы Василий Кожевников «… во время атаки личным примером храбрости увлекал казаков в рукопашной схватке». К началу декабря 1914 года Георгиевскими крестами 2, 3 и 4 степеней было награждено уже 146 нижних чинов 1-го полка.
Принимали участие наши казаки и в Варшавско – Иваногородской операции. Особо отличился 16-ый Оренбургский казачий полк, сформированный из казаков второй очереди 2-го военного отдела. За бои при форсировании рек Висла и Сан, а также за героизм, проявленных в боях на левом берегу р. Висла, Георгиевскими крестами и медалями были награждены более 20 казаков полка. В этой же операции проявила себя и вторая сотня Лейб-гвардии сводного казачьего полка, в составе которой служили оренбургские казаки.
Сформированный из казаков второй очереди 3-го военного отдела 12-ый Оренбургский казачий полк входил в состав 11-ой (Блокадной) армии и принял участие в боях за австрийскую крепость Перемышль. 14 декабря 1914г. в адрес оренбургского губернатора Н.А.Сухомлинова из штаба 11-ой армии поступила такая телеграмма: «Во вчерашнем бою, в горах, вторая и четвертая сотни 12-го полка атаковали в конном строю противника в окопах и всех искрошили. Командующий армией назначил по пять крестов на сотню».
Мало известен современникам Кавказский фронт. А ведь и там шли ожесточенные бои. И там тоже проявили себя наши казаки-артиллеристы. За героизм, проявленный в Сарыкамышском сражении, проходившем в условиях зимнего высокогорья, 20 оренбургских казаков были награждены Георгиевскими крестами и медалями, а 7 человек — серебряными медалями «За усердие»…
— А в знаменитом Брусиловском прорыве наши казаки принимали участие?
— Конечно. Практически все части Оренбургского казачьего войска, воевавшие в составе Юго-Западного фронта, были задействованы в Луцком, или, как сейчас принято говорить, Брусиловском прорыве. За свой героизм, проявленный в те дни, сотни оренбургских казаков были награждены Георгиевскими крестами. Причем, нередкими были случаи, когда награждение шло целыми группами. Так, по 18-му Оренбургскому казачьему полку к награждению Георгиевскими крестами были представлены казаки Березовской станицы Василий Синельников и Василий Булатов и казаки Ключевской станицы Трофим Величков, Иван Хлуденев, Прохор Зверев, Николай Чигвинцев и Петр Иванов за то, что «… находясь на передовом пункте, будучи окружены со всех сторон превосходными силами противника и обстреливаемы сильным огнем, все время отстреливались и в конце концов бросились в атаку и лихо пробились, а потом присоединились к штабу дивизии…».
— Анатолий Владимирович, судя по Вашим примерам, героизм был массовым?
— Судите сами: за весь период войны Георгиевскими крестами и медалями, а они вручались только за конкретные боевые заслуги, были награждены не менее 6574 казаков, призывавшихся из поселков, располагавшихся на территории современной Челябинской области. Не менее 664 наших казаков были награждены медалями «За усердие».
— А сколько среди награжденных казаков было полных Георгиевских кавалеров?
— Не менее 125. И это опять же только по второму (Верхнеуральскому) и третьему (Троицкому) военным отделам. Среди имен полных Георгиевских кавалеров следует особо упомянуть Пашнина Ивана Васильевича из Миасской станицы, Пономарева Николая Петровича из Звериноголовской станицы и Пономарева Василия Дмитриевича из станицы Ключевской – все они имели по два «полных банта». Если провести параллель с советской наградной системой, то в определенном смысле этих казаков можно назвать дважды Героями Советского Союза.
— Любая война – это жертвы. Известна ли цифра потерь Оренбургского казачьего войска?
— Да, такие цифры известны: 767 казаков погибли, 3053 человека были ранены и контужены. С учетом штатной численности казачьих формирований можно констатировать – в боях пал целый полк! А еще пять полков получили увечья.
— Печальная статистика. В связи с этим возникает вопрос — почему Россия проиграла ту войну?
— Она ее не проигрывала. Боевые действия были остановлены по решению новых властей. Почему так произошло – тема отдельного разговора. Скажу лишь, что в 1917 году страна оказалась в сложнейшем экономическом и социально-политическом кризисе. Не будь этого, война для России была бы победоносной. В этой связи невольно всплывает тема роли так называемой «пятой колонны», существовавшей в России накануне и в ходе войны. Почему-то сегодня принято говорить об особой активности большевиков в то время. Мол, это они привели к деморализации русской армии. Я понимаю, для чего это делается, но правда состоит в другом – лодку раскачивали главным образом кадеты. Они ее и раскачали до катастрофы.
— Да, поучительный урок. А как сложились судьбы участников войны, которая в историографии и сейчас называется великой?
— По-разному она сложилась. Пока шла война, казачье войско было единым. Вместе казаки и домой возвращались. А потом Оренбургское казачество было втянуто в братоубийственную гражданскую войну, расколовшую всех и вся. Герои Первой мировой встали по разные стороны. Немало Георгиевских кавалеров ушло под знамена Колчака и Дутова, но много Героев Первой мировой было и на стороне «красных». Следует отметить, нередкими были случаи насильственной мобилизации с обеих сторон. Но все же большинство казаков, особенно прошедших войну, были идейными. В этой связи показательна судьба полного Георгиевского кавалера Красильникова Дмитрия Евстигнеевича из Березинской станицы. С началом гражданской войны он добровольно пошел служить в армию атамана Дутова, командовал сотней, дослужился до звания хорунжего. А в марте 1919 года он вместе с возглавляемой им сотней перешел на сторону «красных» и в дальнейшем командовал 1-ой Туркестанской отдельной бригадой. Громил остатки армии Дутова и воевал с басмачами, за что был награжден орденом Красного знамени и орденом Красной звезды Бухарской Республики. Даже после гражданской войны в родной Березинской станице Красильникова считали «беляком», ушедшим с Дутовым в Китай. И так думали очень долго. Истина была восстановлена только в наши дни.
Или судьба упомянутого уже Пашнина Ивана Васильевича из Миасской станицы. Она тоже могла бы лечь в основу какого-нибудь исторического романа. В годы Первой мировой войны он служил в 3-ем Оренбургском казачьем полку, стал первым в казачьих частях и кавалерии, кто имел два «полных банта». В годы гражданской войны воевал на стороне «белых». После разгрома белого движения эмигрировал в Китай. В 1936 году вернулся в СССР, работал рядовым возчиком на консервном комбинате. А 38-м его арестуют и расстреляют, как врага народа…
Вот такие судьбы. И каждая из них полна героизма и трагедии.
— Спасибо, Анатолий Владимирович, за столь содержательную беседу. Думаю, уроки той войны важны для современной России как никогда.
— Важны. Но, увы, у нас привыкли учиться не на чужих ошибках, а на своих. Историю нужно помнить всегда. И уважать ее нужно, какой бы горькой и трагичной эта история не была. И важно помнить, что историю творят люди. Каждый миг, прожитый нами, это тоже история. И от того, как мы живем, будет зависеть жизнь наших потомков.

Уральск и Оренбург как административные центры

23 марта 2015

Ф. Лобысевич. Тургайская область и ее устройство (очерк) // Военный сборник, 1871, № 4.

Уральск. Дом наказного атамана

Уральск. Дом наказного атамана

При разделении Степи оренбургских киргизов на две области, Тургайскую и Уральскую, были определены и центры главных управлений этими областями: один из них в городе Тургае (Оренбургское укрепление), а другой в городе Уральске. Киргизы Уральской области, подчиненные уральскому военному губернатору (он же и атаман Уральского казачьего войска), чрезвычайно скоро признали господство Уральска.

Уральск. Туркестанская площадь

Уральск. Туркестанская площадь

Во время приезда в этот город, в феврале 1870 года, главного начальника края, очень характеристично выразилось это освоение. Еще очень недавно, год-два года тому назад, Уральск был чисто казачий город: ни в обществе, ни на улице, ни в домах, нигде не встречалось никого, кроме уральских казаков. Киргизы прежде никогда не только не имели в Уральске жительства, но очень редко, и только при крайней необходимости, приезжали в город. Теперь же картина совершенно изменилась. По наружному виду, Уральск можно безошибочно назвать казацко-киргизским городом: толпы киргизов снуют взад и вперед по улицам; базары переполнены ими, и торговля быстро развивается и растет.

Очень многие киргизы уже купили себе в Уральске дома и поселились в них с семействами на постоянное жительство; даже степные, самые дикие киргизы приезжают в Уральск с полным доверием, ведут там дела свои и, достаточно убедившись, что военный губернатор такой же начальник и для них, как для казаков, смотрят и на Уральск как на центральную свою столицу. Столь приятное явление нельзя пройти молчанием и не видеть в нем как уменье вселить в киргизах доверие к власти, так — и это самое главное — удачный выбор города Уральска центральным пунктом для управления областью.

Оренбург. На меновом дворе

Оренбург. На меновом дворе

В этом последнем отношении, т. е. центральности, Оренбург, по мнению моему, крайне неудобен для управления Тургайскою областью. Кроме того, что он не находится в кругу территории области; при сосредоточении же в городе властей военных и гражданских, неподчиненных военному губернатору области, он, в глазах неразвитых киргизов, как бы умаляет необходимое значение военного губернатора. И вот почему киргизы едут в Оренбург как в город совершенно им чуждый; они живут здесь гостями, и самая власть военного губернатора, не имеющего в Оренбурге в подчинении своем ни одного взвода солдат, в глазах дикарей много теряет. Территория Тургайской области, в иных местах, совпадает с территорией Оренбургской губернии; так, например, в Илецкой Защите находится квартира илецкого уездного начальника; но так как Илецк вместе и город Оренбургской губернии, то никакого распоряжения тургайского начальства, без разрешения начальника губернии, исполнить нельзя.

http://rus-turk.livejournal.com/

Гибель Уральского Казачьего Войска

23 марта 2015

Л.Л. Масянов. Гибель Уральского казачьего войска. — Нью-Йорк, 1963. (Часть очерка)

УРАЛЬСКИЕ КАЗАКИ

На краю Руси обширной,
Вдоль Урала берегов,
Проживает тихо-мирно
Войско кровных казаков.
Знают все икру Урала
И уральских осетров,
Только знают очень мало
Про уральских казаков.

Уральская казачья песня.

Так это было в действительности. Цель моего очерка — поведать читателю кто такие были уральские казаки, где они жили, чем они жили и как они жили.

Н. С. Самокиш. Уральские казаки.

Н. С. Самокиш. Уральские казаки.

Земля Уральского казачьего войска была расположена по правому берегу реки Урала, начиналась она от границ Оренбургского казачьего войска и тянулась до берегов Каспийского моря. С запада уральцы имели соседями Самарскую губернию и букеевских киргиз, по левому берегу реки Урала казакам принадлежала узенькая полоска лугов. Там была страна зауральных киргиз.

А. О. Орловский. Битва казаков с киргизами. 1826.

А. О. Орловский. Битва казаков с киргизами. 1826.

Уральские казаки жили в тупике среди своих необъятных степей, окруженные на две трети киргизскими племенами. Благодаря такой изолированности уральцы больше, чем другие казачьи войска, сохранили быт и обычаи старинного казачества. С самого зарождения, Уральское войско проявило себя как войско бунтарское. Оно всё время имело большие трения с центральным российским правительством, которое в течение всей истории старалось его подчинить окончательно своей воле.

Знамя, бывшее у яицких казаков под Азовом в 1696/97 годах

Знамя, бывшее у яицких казаков под Азовом в 1696/97 годах

Выполняя наряды российского государства на свой манер, войско участвовало буквально во всех внешних войнах и пользовалось большой заслуженной боевой славой. Но стоило только Государству начать вводить какие-либо изменения в жизни казаков, казаки видели в этом посягательство на свободу, восставали, и их «не желам» много приносило хлопот, а самим казакам всегда стоило очень дорого.

В одно из очередных восстаний, Петр Великий только чудом не уничтожил Яицкое в то время войско. Спас его от гибели преобразователь юго-восточного края Неплюев, сподвижник Петра.

Он доказал, что такой энергичный сплоченный народ, полезный для государства, нельзя уничтожать. В дальнейшем были большие смуты из-за выборных атаманов и из-за религии.

В Яицком войске было очень много старообрядцев, бежавших от гонений из России, так вот их во что бы то ни стало хотели насильно перевести в никоновскую веру.

В Войско почти беспрерывно вводились правительственные войска из Оренбурга.

И в 1772 году, когда пришел на Яик генерал Траубенберг, с артиллерией и пехотой, на него набросились казаки, артиллеристов перебили, растерзали самого Траубенберга и войскового атамана Тамбовцева, который был на стороне правительства. За этим событием последовало то, что, по приказу Екатерины, пришел отряд в 3000 человек, под командой генерала Фреймана, и жестоко покарал казаков, многих казнил, многих порол и сажал в тюрьмы и многих услал в Сибирь на поселение.

Вот в такое-то тревожное время и пришел на Яик донской казак Емельян Пугачев. Яицкие казаки, сомневаясь, что он действительно император, всё же нашли, что момент подходящий, и решили тряхнуть Москвой.

Описывать этот мятеж не входит в мои планы, можно сказать что Войско, после подавления этого мятежа, сильно пострадало и совершенно обезлюдело.

И Войско Яицкое, по приказу Екатерины II, стало называться Войском Уральским, река Яик рекой Уралом, а Яицкий городок — городом Уральском. Екатерину Великую сильно невзлюбили казаки и, наоборот, большими симпатиями пользовался Павел I, вероятно, потому, что он предал забвению Пугачевский бунт и выразил желание иметь при себе гвардейскую сотню уральцев.

Сотня была сформирована под командой Севрюгина и была в большом фаворе у императора.

Когда во дворце решено было задушить Павла, то граф Панин предусмотрительно услал Уральскую сотню в Царское Село, боясь, что уральцы вступятся за него. И до последнего времени многие берегли неразменный серебряный рубль Павла с изречением «Не нам, не нам, а имени Твоему».

В дальнейшем у казаков было упорное мнение, что все обиды и несправедливости шли от ставленников Государя и что Государю об этом ничего не известно, поэтому они часто посылали делегатов к Государю, но их всегда перехватывали и наказывали.

В 1803 году вводилось новое положение и формы. Произошло восстание, и когда князь Волконский, присланный на усмирение, стал допрашивать зачинщика Ефима Павлова, казака, то последний, как в песне говорится, такой ответ держал:

Не тебе б меня, добра молодца,
Не тебе б меня здесь допрашивать,
И не мне бы, разудалому,
На твои речи ответ сказывать,
Правду-истину поведывать.
А спроси-ка нас сам Батюшка
Православный царь —
Я б сказал правду-истину.        

В этот период у уральцев было большое недовольство наказным атаманом. На площади, запруженной народом, группа казаков-стариков по сигналу хватаются за колеса царской кареты и останавливают ее. Падают на колени и подают челобитную выглянувшему испуганному наследнику. Результат оказался плачевный. Всех этих стариков приказано было выпороть и отправить в Сибирь. Сотня, конвоировавшая Наследника, была расформирована.

Последняя смута произошла при введении всеобщей воинской повинности в 1874 году. В этом году были введены в жизни уральцев различные реформы, касавшиеся их военной службы и самоуправлении. Между прочим вводилась для каждого казака военная служба, что в корне изменяло прежний порядок отбывания воинской повинности. Уральские казаки выросли с недоверием к центральной власти и как огня боялись ее вмешательства в их внутренние дела. Когда начальство узнало, что среди казаков появилось недовольство, преимущественно среди стариков, игравших всегда большую роль среди старообрядческого патриархального населения, оно распорядилось отбирать поголовно «подписку» о принятия нового положения, причем подписываться предлагали на чистых листах.

Вот тут-то и заварилась каша, которую начальству пришлось расхлебывать в течение десятка лет и в результате которой была массовая ссылка казаков с семьями в административном порядке на поселение в пустынные части Сырдарьинской и Амударьинской областей Туркестанского края.

Давать подписки уральцы решительно отказались, мотивируя свои отказ двумя резонами: во-первых, они не знают, что подписывают на белых листах, во-вторых, по своим религиозным убеждениям, которые запрещают им давать клятвенные обещания и пр. Этот второй резон, основанный на религиозном суеверии, принял массовый характер. Угрозы и насильственные меры начальства только усилили пассивное сопротивление, принявшее характер мученичества за веру! Женщины запрещали сыновьям и мужьям подчиняться новому положению и давать подписку, считая это великим грехом. Отцы грозили проклятиями сыновьям и первыми пошли под арест, процессии арестованных, почтенных бородатых стариков, под конвоем военной стражи, только подливали масла в огонь, и арестовать пришлось чуть не поголовно всех.

Для устрашения решили сослать первые партии. Это было в 1875 году. Арестованные сопротивлялись, их приходилось тащить силой, что при сотнях арестованных представляло не легкую задачу для конвоя. Стариков истязали и затем силой втаскивали на телеги и увозили. Вообще, картина всего этого насилия носила дикий и возмутительный характер.

Вот эти-то казаки уральские, ушедшие в ссылку, назывались «уходцами». Ссылка была бессрочная. Выслано было около трех тысяч казаков, а в 1875 году выслали к ним их семьи, всего около 7 с половиной тысяч. Железной дороги тогда не было, так что это небывалое полчище шло походным порядком, конечно, не мало стариков и детей перемерло в дороге. Много горя и нужды вынесли казаки на чужбине. Губернатор края неоднократно обращался к правительству улучшить их положение, но безрезультатно. В 1891 году, по случаю 300-летия Уральского казачьего войска, наказной атаман генерал Шипов, который с большими симпатиями относился к уральцам, ходатайствовал перед правительством о возвращении казаков уходцев на Урал. Правительство согласилось при условии представления казаками заявления о полном раскаянии в содеянном. Уходцы пренебрегли этой монаршей милостью. Только когда случилась революция в 1917 году, уральцы послали приглашение уходцам, и многие вернулись на Урал. Конечно, из тех, которые были высланы в 1875 году почти никого не осталось в живых, вернулись же их дети и внуки, и сразу им пришлось принять участие в гражданской войне.

В 1914 году, когда началась Германская война, было мобилизовано плюс к трем полкам действительной службы еще 6 льготных.

Когда льготной дивизии объявили, что командовать дивизией будет ген. Кауфман-Туркестанский, — казаки заявили, что не хотят иметь командиром немца. Наказной атаман принужден был запросить правительство, откуда последовало разъяснение, кто такой Кауфман-Туркестанский, и только тогда казаки успокоились.

Казаки Уральской сотни Сводного лейб-гвардии казачьего полка

Казаки Уральской сотни Сводного лейб-гвардии казачьего полка

Как я уже сказал, уральцы. несмотря на все смуты, были верными слугами Государю и на своих степных маштаках были на всех полях сражений Российского государства и слава о воинах была великолепная.

Привожу один из подвигов уральцев, воспетый во многих песнях. Произошло это в Туркестане в декабре месяце 1864 года. Сотня уральцев под командой есаула Серова, в составе сотника Абрамичева, пяти урядников, 98 казаков и 4 артиллеристов, при одном орудии, была выслана в степь на розыск из форта Перовска и была окружена в степи, недалеко от селения Икан, кокандской армией численностью в 10.000 человек, при трех орудиях.

Сотник Абрамичев и половина сотни были убиты, 36 казаков были ранены и 4 артиллериста также.

Государь великолепно наградил сотню и погибшим на месте боя был воздвигнут памятник.

Памятник, поставленный на братской могиле на поле битвы под Иканом

Памятник, поставленный на братской могиле на поле битвы под Иканом

В степи широкой под Иканом
И трое суток с басурманом
У нас кипел кровавый бой… 

Как уже сказано, среди уральцев было много старообрядцев различных толков, и это они, главным образом, ревнители старины и всегда были против каких-либо новшеств. Вопросы религиозные среди них имели большое значение.

Церковь Успения Пресвятыя Богородицы

Церковь Успения Пресвятыя Богородицы

В шестидесятых годах прошлого века, после одного из религиозных притеснений со стороны правительства, казаки решают уходить в другую землю, где есть настоящее православие. Для нахождения этой святой страны, называемой «Беловодское царство» они посылают казака Барышникова. Казак объездил весь свет, но такой страны не нашел. Вторичную попытку делают старообрядцы в 1898 году. Они послали трех казаков, во главе с Хохловым, чтобы, наконец, найти эту землю. Побывали они во многих странах, но опять ничего не нашли. Это событие с большой симпатией описано писателем Короленко. До самого последнего времени от Святейшего Синода ежегодно к Великому Посту приезжали в Уральск миссионеры, которые в одном из храмов устраивали диспуты с целью перевести старообрядцев в никонианскую веру. От старообрядцев выступал ежегодно старик Мирошхин, слепой, который на выступления отвечал тезисами из Священного Писания, причем это происходило таким образом, с ним был юноша, которому Мирошхин приказывал: «Открой такую-то страннцу и читай с такой-то строчки». Память его была феноменальна и он всегда имел большой успех у старообрядцев.

Несмотря на то. что при всех столкновениях с правительством, правительство было победителем, всё же уральцам удалось сохранить некоторые казачьи обычаи.

Уральское — единственное войско Российской Империи, которое до последнего дня сохранило свое общинное строение и имело общую землю, заповедную реку Урал, которая в пределах Войска принадлежала исключительно уральцам и рыболовство на ней производилось исключительно уральцами. Да и сами уральцы пользовались ею только в известные периоды в году. Зимой багренье, весной и осенью плавни и некоторые другие рыболовства. Так как уральцы исстари были рыболовами, то у них выработаны строжайшие правила и приемы этих рыболовств.

Когда германский ученый Паллас посетил Яицкое войско в 1769 году, в царствование Екатерины II, то он описал подробно некоторые рыболовства казаков, они остались без изменения с тех пор. В остальное время Урал сильно охранялся, не допуская браконьеров. Это вызвано необходимостью, так как низовая линия землю имела, можно сказать, пустыню, бывшее морское дно, где ничего не росло; рыболовство у низовых казаков почти было единственным средством для жизни.

Казаки же и провели в жизнь уравнение в благах своей земли. Так как станицы, расположенные выше Уральска, имели хорошую землю и, занимаясь хлебопашеством могли обойтись и без рыболовства, то казаки решили не пускать красную рыбу выше Уральска. Для этой цели они с узенького деревянного моста, перекинутого через Урал, спустили до дна, довольно часто, железные прутья. Рыба поднимаясь вверх по течению, доходит до этого преграждения, останавливается и возвращается обратно, ища других мест. Это сооружение называется «учуг».

Новый железный учуг

Новый железный учуг

Выше же уральское рыболовство вольное и какое угодно.

Землей каждая станица пользовалась, как хотела, по своему, даже съезд выборных от станичных обществ, так называемый Войсковой съезд, или иначе Войсковой круг, не вмешивался в постановления станичных сходов, он их беспрепятственно утверждал. Кстати, этот Войсковой съезд существовали у уральцев до самого конца, но только функции имел исключительно хозяйственного характера и даже наказной атаман не имел права вмешиваться в его дела.

Единственная собственность могла быть у уральцев — это фруктовый сад. Казак подавал просьбу на станичный сход об отводе ему места для сада. Обыкновенно никаких препятствий не было, сход постановлял, Войсковой съезд утверждал, приезжал из Уральска землемер, отмеривал пять полагающихся десятин, и это была собственность казака навсегда и даже его потомков. Но удивительно, что очень немногие заводили эти сады.

Казаки относились настолько ревниво к тому что земля общая, что ее не хотели ни продавать никому и даже сдавать в аренду.

В период, когда наказным атаманом был генерал Н. Шипов, который, кстати сказать, был исключительным атаманом, никак прочие бывшие до и после него. Он, получив назначение на этот пост, взялся с рвением улучшать жизнь казаков и, между прочим, задумал организовать образцовую ферму и сельскохозяйственную школу при ней. С этой фермы каждый казак, по желанию, мог взять улучшенных производителей для скота. Большого труда стоило генералу Шипову добиться разрешения у Съезда на отчуждение земли под эту ферму.

Как видит читатель из моей исторической заметки, среди уральцев все время была большая убыль в людях, новых же не принимали, народонаселение было плотным только в верхних станицах, там где были хорошие земли. Ниже Уральска даже к 1914 году население было редкое — это, вероятно, также влияло на то, что вопрос о дележке земли никогда не поднимался. Земли было много, и каждый пахал где ему вздумалось, и каждый пас свои косяки лошадей, стада рогатого скота и куры баранов, где им отводил место станичный сход.

Уральская казачка из зажиточной семьи

Уральская казачка из зажиточной семьи

Уральцы жили богато, а некоторые казаки имели очень большое количество лошадей, рогатого скота и баранов.

Воспитание коней у коннозаводчиков было особенное. Летом, кони всегда были в степи, там они паслись и ночевали. Зимой, для них имелись помещения, но кормили их сеном, которое разбрасывали на чистом снегу и их не поили: вместе с сеном, они забирали снег; а в самом начале зимы, когда снег был не глубокий, им сена еще не давали, они как говорят «тебеневали» то есть, разрывая копытом снег, находили себе пропитание. И кони были как дикие; их начинали учить четырехлетками только. Когда приезжала ремонтная комиссия для армии, то это было зрелище, когда арканом ловили этих коней и силой подводили к ветеринару и, после принятия, накладывали тавро. И таких-то вот коней раздавали казакам новобранцам и сколько нужно было иметь знания, терпения, ловкости и храбрости, чтобы приучить такую лошадь к строю. Результатом такого воспитания получались кони выносливые, не боявшиеся ни буранов, ни дождей.

Для баранов существовали, только для зимы, камышовые загородки без крыши. Кура баранов насчитывала 500 штук, и вот в загородку или двор загонялись бараны с таким расчетом, что когда они лягут, то лежат так плотно друг к другу, что между ними ступить нельзя. И в таком виде их никакой мороз и дождь не брал, было у них там очень тепло. Их так же, как и коней, зимой кормили на снегу и не поили.

Уральцы никогда не служили на кобылицах.

Несмотря на то, что уральцы были весьма консервативны и чуждались новшеств, все же косу уже заменяла косилка; обмолотка пшеницы производилась уже не лошадьми, а паровыми молотилками, соха была давно заменена плугом.

И даже к войне 1914-го года уже видны были автомобили. Но патриархальный быт сидел крепко у казаков.

Я возьму для примера мою станицу Чижинскую. В моей станице, например, мой отец и дядя к праздникам Рождества и Пасхе обязательно посылали многим казакам из бедных на разговенье по пол бараньей туши, чай и сахар, а кому и материи на обновки. Также посылалось, как обычай, в день каких-нибудь поминок, сладкий пирог со свечкой и с денежкой — но это делалось тайно. Для этого меня посылала мать, когда уже совсем темнело, и я должен был положить это на окно и быстро убежать.

Весной некоторые казаки приходили брать быков на все летние работы и возвращали их только поздней осенью. О том как помогали другие богатые казаки мне неизвестно по той причине, что все эти добрые дела делались без огласки. Среди старообрядцев было много курьёзов, придет какой ни будь такой к отцу по делу. Подойдешь к нему поздороваться, а он руки не протягивает, потому что я не его веры. Среди казаков старообрядцев были и такие, которые, поехав куда-либо далеко, по пути просились у кого-нибудь переночевать и это делалось таким образом: постучит в окно и прочтет молитву: «Господи Исусе Христе. Сыне Божий, помилуй нас!». Из дома отвечают: «Аминь!» — «Пустите переночевать Христа ради».

Пускают их переночевать, но из вашего самовара они не принимают чаю, потому что мы не их веры. Они разводят огонь во дворе и там кипятят воду в привезенных с собой чайниках. Некоторые вообще самовар не признают, считая, что в нем есть что-то от дьявола. В домах старообрядцы не разрешали курить, а если по незнанию вы вздумали закурить, то казак бесцеремонно у вас вышибал папироску изо рта.

Моя семья была тоже старообрядческой и вот мне родители рассказывали, как они поздней осенью на лошадях в санях возили меня крестить за 400 верст на Волгу, там в это время скрывался наш священник.

Как курьёз, могу указать читателю, что уральцы все носили бороду. Носили её не только старообрядцы, которые считали за большой грех ее брить, но и никонианцы. Некоторые офицеры оставляли усы, брили бороды и существует шутливое стихотворение нашего поэта офицера А. Б. Карпова.

Утро, солнышко сияет,
Сотня в поле выступает,
Хоть всю сотню обскачи,
Всюду в ней бородачи.
Лишь я один их осрамил —
Свою бороду обрил.      

В войну 14-го года были большие неприятности с этими бородами, когда приходилось напяливать противогазовую маску.

У уральцев все фамилии оканчивались на буквы -ов, -ев и -ин, никаких -ич, -ский и прочее не было. Поэтому, когда они принимали кого-нибудь в казаки за боевые отличия или за заслуги перед Войском, то меняли фамилии на свой лад.

И еще один курьёз. Некоторые историки, и даже Пушкин, в своей «Истории Пугачевского бунта», считают, что яицкие казаки произошли от донских. Уральцы с этим категорически не соглашаются. Уральцы считают, что такие древние вольные войска — Донское, Терское, Волжское и Яицкое образовались самостоятельно, но что в течение истории некоторые казаки переходили из войска в войско.

Что Донское войско было самое древнее и самое большое, и яицкие казаки были в тесной связи с ним, — это уральцы признают, но по какой причине была тяга у донцов переходить к яицким казакам, это им неизвестно. Нужно думать, что они уходили по той причине, что им что-либо не нравилось. Как пример, можно указать на атамана Гугню — это был ушкуйник и бежал из Новгорода в то время когда Иван Грозный уничтожил Новгородское вече. Бежал он на Дон, но что-то ему не понравилось на Дону, и он перешел на Яик.

Кстати, на Яике он особенно себя ничем не проявил, известен лишь тем, что нарушил прежний обычай яицких казаков, которые, уходя в поход, бросали своих жен, а из похода привозили новых. Он свою жену сберег, а новую не привез, и вот с этой самой Гугнихи появились постоянные жены. Казаки величают ее прабабушкой Гугнихой и при всяких удобных и неудобных случаях поднимают бокал за нее.

__________
 

В Уральске равенство было полное, и никакие заслуги перед Войском не давали право иметь больше.

Никаких привилегированных сословий, как было в Донском войске, когда государи давали донцам титулы с пожалованием земель и крестьян, в Уральском войске не было.

__________
 

Уральцы были великороссы, украинской крови не было. Были так же полноправными казаками татары, калмыки, и были они великолепными казаками. Из татар было даже офицерство.

ПРИШЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ

Город Уральск к войне 1914 года насчитывал 50 тысяч населения; из них половина была иногородних.

Все коммерческие предприятия и вся торговля была в руках иногородних. Казаки не любили заниматься торговлей. Все эти коммерческие предприятия богатели за счет казаков. Все ремесленники, все служащие почт, банков и прочее были иногородние.

В Уральске были казачье реальное училище и женская гимназия, также правительственные мужская и женская гимназии. Весь персонал был иногородний. Все часовщики и аптекари были евреи. Евреев было до 40 семейств, и жили богато.

По станицам пришлого населения было мало. Это были, главным образом, ремесленники и торговцы.

Русско-киргизская школа ремесленных учеников, или просто Киргизская школа

Русско-киргизская школа ремесленных учеников, или просто Киргизская школа

На всей территории Войска было много киргизов Букеевской орды. Они были бесправны, служили у казаков пастухами и работали на полевых работах и, нужно сознаться, казаки их сильно эксплуатировали. Некоторые одалживали им в течение зимы чай, сахар, муку и деньги под большие проценты; они должны были отрабатывать летом.

Среди них было много конокрадов, один из них получил большую известность и был неуловим, так как был киргизами укрываем. Звали его Айдан-Галий. Он умудрялся выбирать в косяке лучших лошадей, ему, конечно помогали его сородичи, и угонял их за Урал или в Самарскую губернию. Однажды даже угнал целый косяк лошадей в 300 голов, но переправить через Урал их скрытно не удалось, и настигнутый принужден был бросить косяк и скрыться. Поймать его так н не удалось, по слухам, он бежал в Турцию.

Казаки бесцеремонно выселяли в Букеевскую орду киргиз, замеченных в неблаговидных поступках. Всё это пришлое население не любило казаков и казаки кровно с ними не мешались. Казаки женились только на казачках, за исключением редчайших случаев. На киргизках не женились никогда.

Теперь, с разрешения читателя, я предложу описание багрения у уральских казаков Б. Кирова.

БАГРЕНЬЕ

Кажется мне, что тот, кто никогда не бывал на Урале или же не встречался с уральскими казаками, даже и не слыхал такого слова, а, между тем, багренье — это целое событие в жизни уральцев.

Багренье — особый вид зимнего рыболовства. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что оно существовало только на Урале.

Багренье — торжество, казачий праздник.

С осени, с началом первых холодов, красная рыба — осетры, севрюга — идет на зимовку. Она собирается в станки (стада) и, выбрав себе место, опускается на дно, где и проводит время до теплых дней. Казаки следят за Уралом и замечают эти места.

Обычно около Рождественских праздников особая комиссия из стариков, наблюдающих за Уралом, определяла, что лед достаточно окреп, чтобы выдержать всё Войско. Назначался день. Заблаговременно приготовлялись багры, подбагренники, пешни, чистилась сбруя, подновлялись сани, пеклись багренные витушки и накануне, в ночь, казаки на лучших конях выезжали на багренье. Ехали туда же жены и дети.

Казаки и казачата одеты в специальный багренный костюм: папаха с малиновым верхом, черная суконная куртка, заправленная в белые холщевые шаровары. Казачки одеты по-праздничному — в бархатные, на лисьем меху, шубы и в дорогие шали.

Выезжали целыми станицами, ездили и в одиночку, но все сливались в один поток саней и двигались, не нарушая порядка, куда вёл головной. Там ставили лошадей в строгие правильные ряды. Казаки выстраивались на обоих берегах Урала длинным фронтом, и ждали. Казачки веселыми группами толпились сзади.

На берегу стояла киргизская кибитка, и около нее собирались старшие чины Войска и их семьи.

Около девяти часов, вдали, на фоне снежной степи, показывалась тройка, конвоируемая конными казаками. Ехал атаман.

Тройка подкатывала к кибитке, и атаман, выйдя из саней, громко здоровался со станичниками. Дружный громкий ответ Войска несся в морозном воздухе.

Потом наступала торжественная тишина. На лед, на середину Урала, выходил багренный атаман и давал знак к началу багренья.

***
Колыхнулись ряды казаков и бегом двинулись к Уралу. С длинными баграми в руках прыгали казаки с яра в глубокий снег, катились по нему вниз и бежали по льду на стремя Урала. Останавливались и пешнями начинали пробивать во льду небольшие проруби. Проходило несколько секунд. Толстый лед прорублен. Почти одновременно поднимались древки багров, образуя целый лес, и тотчас же погружались в проруби. Начиналось багрение.

Рыба, напуганная шумом, поднималась и шла подо льдом, но встречала на своем пути багры и, поддетая крюком, подтягивалась ко льду. Сейчас же пробивалась большая прорубь и через мгновение рыба, подхваченная еще несколькими подбагренниками, же билась на льду и замерзала. Подъезжали сани с флагом, казаки, часто с трудом, клали на них огромную рыбу и увозили в барак на берегу, куда складывался весь улов.

С большим вниманием и интересом следила толпа на берегу затем, что делалось на льду, и появление каждой новой рыбы встречалось восторженным гулом.

Первый день, по обычаю, разбагривали лучшую ятовь недалеко от Уральска; багренье было особое. Царское багренье. Царю в дар Войско отправляло по традиции весь этот улов. Большие обозы, а в последнее время несколько вагонов, груженных рыбой, шли ежегодно в Петербург, в «презент».

***
К полудню начинали разъезжаться.

Застоявшиеся на морозе кони рвались вперед, и казаки, довольные хорошим уловом, давали им полную волю. Начиналась скачка. По ровной широкой дороге, обгоняя друг друга, неслись в санках казаки. Крупной рысью шли сытые лошади, забрасывая снежной пылью седоков.

Вихрем пролетает мимо вас пара в маленьких санках. Пригнувшись слегка к передку и выставив одну ногу из саней, сидит казак. Папаха, брови, усы и борода его белы от инея, и он, понемногу опуская вожжи, дает лошадям вое больше и больше хода А рядом с ним, откинувшись, повернув голову от ветра и летящего из-под копыт снега, сидит молодая казачка, взвизгивая слегка на ухабах, и смеются ее черные глаза из-под соболиных бровей и сверкают на солнце белые зубы. А за ними, догоняя или уже обгоняя, мчится другая пара, там третья, четвертая… и, глядя на них, вы чувствуете, что сегодня праздник, особый, уральский праздник.

Бодрые и веселые, казаки возвращаются домой. Их ждут пироги, лепешки и весело кипящий самовар. После мороза приятно побаловаться чайком и в теплом уюте вспомнить н рассказать, что было утром.

А к вечеру начинались опять сборы, и рано утром, часто и ночью, уезжали казаки снова багрить, на этот раз уже для себя, на другие рубежи. И так продолжалось несколько дней.
Дворы купцов-рыбников бывали завалены рыбой и там кипела работа. Распарывались огромные рыбы и вываливались в решета мешки икры. Тут же ее разделывали, засаливали и наполняли ею большие и маленькие банки. Тут же пластали рыбу на балыки и тёшку.

У каждого рыбника гости, и он с гордостью водит их по двору. Да и было чем похвалиться. Бывали белуги в 60 пудов. Если сесть на нее верхом, то не достать земли ногами. Обойдя двор и осмотрев рыбу, все шли в комнаты пробовать новую икру и пить чай. Подавалась икра в больших мисках, одна миска сменяла другую, и радушный хозяин уговаривал попробовать из каждой:

— Эта, может быть, лучше, засол другой.

Когда гости разъезжались, в сани каждого клалась банка с икрой, и никто не смел от нее отказаться.

По всему свету рассылали купцы уральскую икру и уральских осетров, и весь мир лакомился ими.

Но многие ли знали, как казаки доставали эти сокровища из «Яика, золотого донышка»?

Б. Киров
Газета «Возрождение», Париж

ЦАРСКОЕ БАГРЕНЬЕ

Первый день багренья был отведен для царя. Всю рыбу, пойманную в этот день отвозили к царскому столу. Обычай этот существует со времен царя Михаила Фёдоровича, первого из династии Романовых, когда яицкие казаки явились к царю с рыбным подарком и поклоном с просьбой «принять» их под высокую руку. А затем повелось так, что каждый год казаки возили этот презент к царскому столу. Это не было трудно в старину, когда Яик был очень богат рыбой и его иначе не называли в песнях как «золотое донышко», и он кормил всё Войско. Но когда Яик постепенно стал оскудевать, то казакам стало труднее это делать, а, между прочим, этот обычай превратился в обязанность и существовал до революции 1917 года. Дело происходило так: войсковая казна отпускала сумму денег на покупку красной рыбы у казаков прямо на льду, во время багренья. Но ставки были таковы: 3 рубля яловый и 15 рублей икряный осетр. Настоящая же цена икряного осетра была 120—150—200 и больше рублей, в зависимости от величины. Вообразите себе теперь казака, который был удачлив на царском багренье и неудачлив на своем. Какой суммы заработка он лишался! Старались как-нибудь скрыть рыбу, но это стало совершенно невозможно, потому что на царское багренье власти запретили сводить коней с санями на лёд. Для царского багренья отводились особые ятови, и иногда оказывалось, что залежей рыбы на нём не было; тогда разбивали другой, и так до тех пор, пока не наловят достаточно рыбы.

В период атаманства генерала Шипова произошел, в конце прошлого столетия, прискорбный случай. Разбили три ятови и рыбы не оказалось. Нужно было разбивать еще, но остальные рубежи не были подготовлены, и казаки отказались продолжать. Несмотря на угрозы и приказания наказного атамана, казаки наотрез отказались, мотивируя это тем, что у других рубежей не поставлено заграждений и напуганная рыба уйдет в море. Человек 60 было арестовано, а некоторые были усланы в Сибирь.

Приходится удивляться, как это царское правительство не отменило этот старинный обычай.

Рыбу эту к царю везла почётная делегация в три-четыре человека из заслуженных казаков. Царь дарил кому золотые часы с своим портретом, кому золотой портсигар или что-нибудь в этом роде.

Но, вероятно, император раздавал эту рыбу, так как ее было очень много, но ни разу уральцы не получили благодарности ни от кого.

Источники:
http://kazachiy-krug.ru
http://rus-turk.livejournal.com/

Очерки Гурьева городка

23 марта 2015

(Орфография дореволюционного оригинала заменена современной)
Источник: В.Фосс, “Гурьев-Городок”, 1866 г.
Материал предоставлен В. Запрометовым

Гурьев — Городок

Гурьев. Мазанки

Гурьев. Мазанки

Гурьев – Городок, стоит на правом берегу реки Урала, в 17 верстах от впадения его в Каспийское море. Урал, текущий от города Уральска по общему направлению с Севера на Юг, впадает в море четырьмя устьями: Перетаскиным, Яицким и двумя Золотнинскими. К западу от Гурьева, в 7 верстах, находится морская пристань, называемая Ракушечьею, потому что по ней и по берегам моря много ракуши, то есть мелко искрошенных раковин. Пристань эта служит для нагрузки и выгрузки разных товаров и всех продуктов, привозимых из города Астрахани и вывозимых из Гурьева Городка.
Гурьев находится в расстоянии от ближайших городов: от Уральска 488 вёрст – сухопутно и от Астрахани 350 вёрст – морем.
Городок окружён степью, очень мало возвышающейся над уровнем Каспийского моря. Наибольшее возвышение образует южная его оконечность. На левом берегу реки Урала против самого Гурьева расположен меновой двор, состоящий из старых деревянных амбаров. Лесов в окрестностях Гурьева Городка нет, а имеется в 2 ½ верстах ниже городка, на правом же берегу Урала небольшая насаженная рощица из довольно рослых деревьев Черкотала; по берегам моря растет много камыша, который в Гурьеве заменяет дрова.
Как в Гурьеве, так и в окрестностях его почва солонцовата и иловато-глиниста, к возделыванию мало способна. Климат – континентальный, летом воздух бывает зноен, а зимою нередко сыр. Господствующие ветры: весною юго-восточные и южные; летом западные и отчасти с юга, осенью северные, южного ветра почти не бывает, и зимою почти исключительно восточные. Дожди, в Гурьеве выпадают чрезвычайно редко. Продолжительность времён года: весна начинается с Марта месяца, лето с Мая, осень с половины Сентября и зима с Ноября месяца. Наибольший жар в Гурьеве доходит по термометру Реомюра в тени до +34½°, преимущественно в Июле, при безветрии или маловетрии, что производит иногда болезни. Высшая степень холода доходит до – 33° по Реомюру, в начале Января. Средняя — же годовая температура более +6½° по Реомюру. В Гурьеве очень хорошо вызревает виноград, годный даже на выделку вина, но по случаю внезапных, хотя и кратковременных, морозов он требует на зиму укрышки. Сведения о температуре в разное время года, а также и о ветрах в Гурьеве взяты из ученых наблюдений.
Гурьев занимает в длину пространства 1½ версты и в ширину ½ версты. Вид городка невзрачный; постройка домов в Гурьеве плохая; есть дома каменные, деревянные и сырцовые, т. е. из воздушного кирпича. Сырцовый кирпич делают здесь из земли с песком и даже отчасти с навозом; сырцовые дома малого размера: крыша на них плоские, окна малые; дома эти часто бывают обмазаны глиною и выбелены. При таких домах заборы большею частию из камыша, а ворота плетеные из таловых прутьев. Деревянные дома имеют балконы во двор и часто на улицу, большею частию они не обшиты тёсом и не оштукатуренные; крыши на некоторых — крашенные, а иные дома под камышовыми крышами. При каждом доме имеется два двора, и особая сырцовая кладовая с дверью на улицу, в этих кладовых обыкновенно хранится мука, предназначенная к продаж. Почти при каждом дом во двор имеются высокие сушильни, выстроенные из длинных и высоких шестов с поперечинами. На этих сушильнях Гурьевские казаки, после морских рыболовств, сушат сети и аханы. Часто стоят во дворах высокие мачты с флагами для узнавания направления ветра.
Жители в Гурьев Городке: Уральские казаки — рыболовы, а иногородые – торговцы, которые беспрестанно ездят в Каспийское море. Казаки весною осенью и зимою отправляются на рыболовство, а иногородые люди, преимущественно торговцы, отправляются в море для покупки: рыбы, клею и икры.
Вообще Гурьевские жители беспрестанно ездят на косовых лодках и солмовках в Астрахань, во все навигационное время, для покупки там разных товаров и продуктов, а по большей части хлеба. В косовую лодку помещается от 200 до 350 кулей муки по 7 пуд каждый куль, а в солмовку от 50 до 80 кулей, по 7 пуд каждый куль.
Дома как я уже сказал в Гурьев деревянные плохой постройки, старые; от старости получили цвет серый; маленькие сырцовые дома с плоскими крышами камышовыми заборами и плетнёвыми воротами, засоренные улицы, виднеющиеся высокие сушильни и мачты с флагами, — всё это человеку вновь приезжему в Гурьев, сильно бросается в глаза, в особенности, когда казаки после морских рыболовств развесят сушить сети и аханы.

Извозчики-киргизы в ожидании высадки пассажиров

Извозчики-киргизы в ожидании высадки пассажиров

Церковь в Гурьев одна – единоверческая, Собор св. Николая Чудотворца, каменный семиглавый с колокольнею и каменною оградою, вокруг этой ограды стоят чугунные пушки. Есть и одна деревянная мечеть. Казённых зданий 8, а именно: 1, квартира Начальника Гурьева Городка — деревянный одноэтажный дом с мезонином и балконом на улицу; 2, Канцелярия Начальника городка – деревянный дом; 3, Гауптвахта и при ней острог – деревянные; 4, Пожарная каланча и при ней сарай с пожарными экипажами – деревянные; 5, сырцовый сарай занятый пожарными экипажами и трубами; 6, три хлебных магазина из них два деревянных и один сырцовый; 7, больница и аптека — деревянный дом одноэтажный с мезонином и балконом на улицу и 8, Гурьевская народная школа — каменный дом одноэтажный с мезонином и балконом на улицу; при этой школ есть небольшая библиотека. Все эти казенные здания, в том числе и мечеть, находятся на набережной реки Урала.

Гурьев-городок в историческом отношении

Уральский казак Железнов описывает историю городка следующим образом: “Теперь Гурьев–Городок – без всяких укреплений, но в старину он был окружён сперва каменною с башнями стеною, а потом, когда стена пришла в разрушение — высоким и частым палисадом. По четырём углам этого палисада возвышались каменные барбеты или фланги (по крайней мере их так называли казаки) вооружённые чугунными пушками и мортирами. В стене, а потом в палисаде было четверо ворот; из которых одни обращенные к берегу Урала, назывались Спасскими. Теперь от всего этого почти и признаков не осталось, исключая небольшой валообразной возвышенности, огибающей квадратом один квартал города с площадью — где был старый городок, да десятка полтора ржавеющих чугунных пушек. Настоящее свое название Гурьев Городок получил от основателя своего – рыбопромышленника, русского купца Михаила Гурьева; но в старину вплоть до XVIII столетия, он именовался Яицким городком или городком на устье реки Яика, а иногда и каменным городком. Построение этого городка относится к первой половине XVII века (между 1640 и 1645 г). До 1753 года Гурьев городок состоял в ведении Астраханской губернии, а в том году он перешёл в состав Оренбургской, именно в ведомство Уральских казаков. С этого времени и стали в нём селиться Уральцы; а дотоле они имели тут временное пребывание, посылаясь по наряду от войска в помощь тамошнему гарнизону, состоявшему из регулярных солдат.
Гурьев городок имеет важное значение в быту Уральцев. Вот именно почему. До поступления его в ведомство Оренбургской губернии, при нём в самых устьях Урала были казённые рыбные промыслы содержавшиеся на откуп у частных Астраханских промышленников. Промышленники делали поперёк всей реки из брёвен перебои или так называемые учуги, и тем заграждали вход рыбы из моря в Урал. Из за этого у казаков с Астраханцами возникали частые и большие споры, весьма затруднявшие начальство в разбирательстве. Наконец по просьбе казаков и по ходатайству Оренбургского Губернатора Неплюева, право содержания учугов было передано от Правительствующего сената, на вечные времена Уральцам, со взысканием с них каждогодно, в пользу казны той суммы, какую платили Астраханцы (4692 руб. 69 к. ас.). Это было между 1742 и 1752 годами. Впоследствии времени казаки перенесли учуг к городу Уральску.

Город Гурьев в начале XX века

Город Гурьев в начале XX века

До 1775 года река Урал называлась Яиком, а Уральские казаки – Яицкими казаками.
Всех жителей в Гурьев городке состоит 2880 обоего пола: из них: казачьего сословия 2480 человек обоего пола, иногородных русских 250 обоего пола и татар 150 человек обоего пола, почти все иногородние – торговцы. Из числа 2480 человек казачьего сословия одни принадлежат к единоверческой церкви, другие к старообрядческой, каковой в Гурьеве в настоящее время нет, и третьи – к безпоповщинской секте. Из числа 250 человек иногородных русских – староверов немного; – татары исповедуют магометанскую веру. Гурьевские староверы, хотя в церковь не ходят, но за то дома примерно исполняют христианский долг. Посты казаки и иногородние исполняют весьма строго, в особенности в отношении пищи. Табак казаки вовсе не курят и считают его много раз проклятым; работников киргизов считают погаными, кормят их из особой деревянной посуды. Гурьевские казаки ведут жизнь весьма деятельную, постоянно находятся в трудах, свободного времени имеют они немного, дома бывают отрывками.
Казаки, находящиеся при исполнении, носят следующую форму: казакин синего сукна с малиновыми погонами и малиновым шарфом, шаровары синие с малиновым лампасом, шашку через плечо на чёрном ремне, а у офицеров на серебряном ремне, попах бараний чёрный с малиновой выпушкою. Когда казаки на лошадях то при них бывает пика и за спиной ружьё; урядникам пик не полагается. Форменная одежда, оружие и лошадь у каждого казака собственные. Но в таком облачении казаков в Гурьев видно не часто, а именно: на смотрах и в большие праздники: в прочее время они носят полуформенное платье, а летом, по случаю больших жаров, носят вместо казакина рубашки и кителя, не только дома, но и на служб.
Форменные фуражки с козырьком носят почти все казаки, даже при штатском платье и при халате. Казаки не находящиеся при исполнении службы, а также и отставные носят халаты: шёлковые, шерстяные и бумажные, не только дома, на улице, но даже иногда в праздничные дни некоторые казаки в халатах являются в церковь; достаточные казаки (не говоря уже про богатых) носят обыкновенное партикулярное платье: суконное, триковое и драповое. Бороды носят все казаки без исключения, т. е. служащие и не служащие; офицеры и иногородные чиновники, бород не носят.
В Гурьев казачки носят старинные сарафаны: штофные и шелковые, обшитые с верху до низу широкими серебренными – белыми и жёлтыми – галунами в два ряда и меж ними нашиты в длину сарафана бронзовые пуговки.
Рукава у сарафана, длинные во всю руку кисейные цветные и шёлковые, обшитые кругом около плеч серебренным галуном. Молодые казачки носят сарафаны ярких цветов, а старухи казачки носят сарафаны тёмных цветов, чаще всего чёрные, галунное украшение на сарафанах всегда бывает. На голов он носят платки и косынки светлые и тёмные. Многие молодые казачки оставляют сарафаны и начинают носить платья; эта мода перенимается от иногородных; чиновные казачки сарафанов вовсе не носят.
Замечательны некоторые обычаи, предрассудки и провинциализмы в разговорах, употребляемые исключительно простолюдинами – казаками и многими иногородными, которые долго живут в Гурьеве. Так например при встрече на улиц казака с казаком, или иногороднего с иногородным, они здоровываются, заводят меж собой разговор и когда они приходят домой, то опять здороваются и продолжают разговор. Когда через перекрёсток улицы переходит женщина, а мужчина переходит улицу с бокового перекрёстка, то женщина замедляет свой путь или вовсе останавливается и ждет, чтобы мужчина прежде ее прошел, или наоборот, если мужчина переходит перекресток улиц, а женщина идет по средин улиц или с бокового перекрестка, то она замедляет свой пут, или вовсе останавливается и тем даёт дорогу пройти мужчин, а сама проходит после него. Если кто приходит в дом к семейному казаку и если в комнате этой находится жена казака, или вообще кто из женщин, то она поспешно уходит в другую комнату, а пришедший гость беседует с одним хозяином, и вообще мужчины в кругу женщин редко участвуют, а женщины составляя свой круг, почти вовсе не участвуют в кругу мужчин. Казаки не имеют знакомства с посторонними людьми, для них чужих, а у каждого есть много родственников — близких и дальних, как со стороны мужа так и со стороны жены. Когда главный член семейства – муж бывает в отлучке из Гурьева, а жена его остаётся дома, и если только она не старуха то, всегда при ней находится компаньонка, почтенная старушка – у казаков казачка, а у иногородных иногородняя женщина. Если случится кому-нибудь придти в о дин из таких домов за делом, то сплошь и рядом бывает так, что даже дверь не отворят, а только спросят кто и зачем? В заключении сего удовлетворят обычным ответом сквозь дверь, хозяин в Астрахань ухал. Иногда же отворят немного дверь, но не дождутся чтоб человеку объяснить свое дело, а скоре захлопнут, будто боятся каждого. Этот странный этикет ведется не только у простолюдинов, но даже и у некоторых благородных людей.
Посуду с водой всегда покрывают чем-нибудь – салфеткой или дощечкой, и не только ту, которая стоит на двор или в кухне, но даже и ту, которая находится в комнате, хоть на короткое время, и не для того бы вода не засорялась, а собственно потому, что, как говорят казаки и казачки, погрешно пить воду из той посуды, которая была ничем не покрыта. Человеку мало знакомому не дозволят черпать воду из своей кадки для питья, а непременно кто-нибудь из хозяев дома или прислуга, русская женщина, подадут незнакомцу воду для питья. Это делается для того, чтоб не незнакомец не опоганил в таком доме воды. Вообще говоря, человек мало знакомый с Гурьевскими жителями, в особенности староверами, должен быть весьма осторожен в отношении питья воды из хозяйской посуды без спроса, а в курении табаку еще более; в противном случае можно иметь много неприятностей от таких людей, не понимая даже часто за что.


В Гурьеве разговорном язык много в употреблении особенных слов и фраз, составляющих провинциализм Гурьевцев; так например, вместо того чтобы сказать неужели это так было? говорят Вы что говорите? вместо ничего нет — духу нет, вместо на днях или недавно — васейка, вместо хорошо – гожо, вместо да — нешто, вместо целковый — монета, вместо точно – ровно, вместо хлопотать — хороводиться, вместо кинул — лукнул, вмсто кричал — зивал. И много тому подобного.
Управление в Гурьев городке состоит в зависимости Наказного Атамана Уральского казачьего Войска и Уральской Войсковой Канцелярии, которая назначает в Гурьев Начальниками казачьих офицеров на три года по очереди, а именно: Начальника Гурьева городка, Городничего, Следователя по судебным делам, 2-х гранных офицеров для охраны казачьих вод от тайных рыболовств, Комиссионера для надзора за казённым хлебом, Начальников на каждое рыболовство в мор порядком рыболовства, 2-х учителей для Гурьевской народной школы и 2-х торговых депутатов из среды казаков. Значение этих должностей по чинам и обязанностям следующие: Начальник Гурьева городка, военный штаб-офицер, обязанность его состоит в заботливости о благосостоянии жителей и о порядке в городе; Городничий, военный обер-офицер, заведует в городе полицейскою частью; Следователь, военный обер-офицер, заведует в городе судебною частью, 2 гранные или маячные Начальника, оба военные обер-офицера, заботятся исключительно об охранении реки Урала и северной части Каспийского моря от тайных рыбопромышленников; при них состоит команда казаков, 3 судна и при самых устьев Урала пикет. Маячные или гранныя суда часто разъезжают в близи устьев Урала во все навигационное время, т. е. с конца Марта, или начала Апреля, до половины Октября. Комиссионер – военный обер-офицер – наблюдает за приемом и отпуском казенного хлеба для казаков, отправляющихся в поход, а также для продажи бедным казакам по умеренной цене. Начальники над рыболовствами назначаются в Гурьеве до начала морских рыболовств, весною, осенью и зимою; на каждом рыболовстве в море бывают два Начальника, оба военные штаб-офицера, и при них два помощника, оба обер-офицера, должность их состоит в наблюдении за порядком производства рыболовства.
Учитель в Гурьевской народной школе – юнкер на правах офицера, и при нем есть помощник учителя – урядник; 2 торговых депутата , назначаемые из среды казаков, наблюдают за правильностью торговли и один из них заведует гражданскими делами.

Гурьев. Собор Николая Чудотворца

Гурьев. Собор Николая Чудотворца

В Гурьев инвалидной команды из солдат нет, а вместо ее имеется линейная команда Уральских казаков, состоящая из 200 человек, казаков же. Команды эти подчиняются Начальнику Гурьева городка и Начальнику линейной и пожарной команд. Форменная одежда, вооружение и лошадь у каждого казака собственные; — пожарные же экипажи и трубы – казенные войсковые. Служебные обязанности этих команд следующие: пожарные казаки находятся поочередно на часах при пожарных экипажах, трубах и лошадях; линейные же казаки поочередно занимают караул на гауптвахт, занимают посты в пикетах, находящихся вблизи устьев Урала и прибрежья Каспийского моря, для охранения казачьих вод от тайных рыболовств; отправляют почтовую гоньбу и служат вестовыми у Начальников.
Гурьевские казаки служат в Гурьевских – линейной и пожарной командах по 1 году (кроме Гурьевских казаков служат в линейной и пожарной командах форпостные казаки). Каждый год бывает требование казаков на действительную службу: в линейную и пожарные команды на год, в степные укрепления на 2 года и в Казань на 2 года (а в военное время требуют казаков в полки). Требование казаков на службу объявляется в город Уральске Войсковою Канцеляриею, в Марте месяце, но не так как в прочих казачьих войсках по очереди; очередь у Уральских казаков хотя существует, но при этом дозволяется не желающим служить нанимать за себя другого казака; обыкновенно большая часть казаков, которые имеют средства, сами нейдут на службу, а вместо себя нанимают по добровольному согласию других казаков за наемную плату. Служба казакам считается с 18-тилтнего возраста, срок же службы двадцатипятилетний; действительную службу несут не все казаки, а сколько их потребует надобность. Если например, требуют на действительную службу четвертую часть всех считающихся служащими, то трое из них нанимают четвертого по вольным ценам. Таким образом один исполняет служебную повинность натурой и за то получает деньги с трех оставшихся, а эти оставшиеся несут свою службу деньгами и за это пользуются выгодами от рыболовства.
Цены за наем казаков на действительную службу следующие: за наем одного казака в линейную команду платится тремя казаками от 30 до 32 рублей в год; в пожарную команду за наем одного казака платится столько же; в степные укрепления за наем одного казака на 2 года платится от 200 до 300рублей за 2 года; в Казань за одного казака на 2 года платится от 250 до 300 рублей; в военное время в полки для походов против неприятеля платится за наем одного до 400 рублей. Казаки. Которые не имеют средств для того, чтобы за себя нанимать других на службу, обязаны сами идти, когда их требуют. Казаки, которые нанимают за себя других, платят за наем деньги, не казаку который нанялся, а в Войсковую Канцелярию, которая в получении наемных денег выдает квитанцию и за тем сама канцелярия выдает деньги казакам, которые наняты и которые поступили на службу.
Деньги за наем казаков в полки отдаются прямо самим наемщикам.

 Яицкое казачье войско

Яицкое казачье войско

Все те казаки, которые за себя нанимают других, а сами не несут никакой службы, считаются городскими казаками и служба им считается действительною, хотя сами они не служат. Городские казаки занимаются хозяйством, а именно: рыболовством, боем тюленей, хлебною торговлею, скотоводством и торговлей фруктами.
У каждого казака особой земли нет, но каждый имеет право косить сено на лугах, где угодно, т.е. вблизи ли Гурьева или вблизи которого-нибудь форпоста или крепости; косить он может столько, сколько требует его надобность. Дозволяется казакам нанимать для скошения иногородых работников; в первые 10 дней сенокошения, у казака и у урядника может быть 3 работника, у обер-офицера 6 и у штаб-офицера 10 работников. По прошествии 10 дней число работников может быт у всех произвольное. Сенокошение производится с дозволения Войскового Начальства; обыкновенно оно начинается с 1-х чисел Августа и производится до конца этого месяца. Во время сенокошения Гурьев значительно пустеет, потому что большинство жителей находится в степи на сенокос.
Полей около Гурьева казаки не возделывают и хлеб не засевают, потому что почва солонцевато-иловато-глинистая, требующая хорошего удобрения.
Почва до того содержит в себе много солонца, что иногда после дождя выступает из земли соль

Уральские казаки (вторая половина XIX века)

Уральские казаки (вторая половина XIX века)

Огороды овощные, фруктовые сады и бахчи Гурьевские казаки имеют по обеим сторонам реки Урала. Земля в них достаточно выщелочилась посредством хорошего унаваживания и так как дожди в Гурьеве редки, то для этого в садах устроены на самом берегу Урала чихири, т.е. деревянные водокачки, которые посредством большого деревянного колеса, при помощи лошади и работника киргиза, накачивается вода из реки для всего сада. Для чего в саду устроены деревянные желоба, проведенные около растений. Вода накачиваемая чихирем, тотчас течет по желобам и таким образом, в короткое время все фруктовые растения снабжены водою. Постройка чихиря обходится в 200 рублей серебром. В садах растут следующие фрукты: яблони, виноград – белый, и синий, вишня, слива – белая и черная, смородина, арбузы, дыни и тыквы.

Самый богатый промысел у Уральских казаков есть рыболовство, которых бывает три в реке Урал и три в Каспийском море. Каждое рыболовство, производится в известное время года: 1) Весеннее –Курхайское рыболовство в Каспийском море, производится с 1х чисел Апреля до 20 Мая; 2) Весеннее – севрюжье рыболовство в реке Урал; оно производится с 1-х чисел Апреля по 1-ое число Июля; 3) Осеннее — жаркое рыболовство в море, производится с половины Августа до половины Октября; 4) Осеннее плавное рыболовство, в реке Урал, производится с половины Сентября по 1-е число Ноября; 5) Зимнее неводное рыболовство, в реке Урал, производится с половины Декабря до половины Января и 6) Зимнее Аханное (ахан значит сеть) производится в Каспийском море с 1 января по 1 Марта.
Аханное рыболовство в море считается у Гурьевских казаков самым прибыльным; Гурьевские казаки производят рыболовство в море, в р. Урал же на рыболовстве участвует малое число.
На каждое рыболовство Наказной Атаман назначает по очереди Начальника — офицера, должность которого состоит в наблюдении за порядком рыболовства. Над рыболовством в р. Урал, бывает 1 Начальник и над рыболовством в море бывает 2 Начальника — штаб – офицера, 2 помощника – оба обер-офицера.

1. Весенне курхайное рыболовство в море.

Весеннее курхайное рыболовство, или сокращенно весенний Курхай, производится в Каспийском море со вскрытием льда; обыкновенно оно начинается с 1-х чисел Апреля и продолжается до 20 Мая.
На этом рыболовстве ловится всякого сорта красная рыба, преимущественно севрюга. Сети употребляются для лова так называемые Курхайские. Это обыкновенные ставные сети от 10 до 12 сажен длиною. В ширину имеют он от 14 до 18 ячей. т. е. петель. На нижней подборе т.е. веревке он грузил не имеют, на верхней же есть поплавки. Называемые балберами, если они сделаны из кожи или дерева, и кугами, если это пучки чакана. Эти балберы или куга называются навязываются на расстоянии сажени одна от другой.
Приухи каждой стороны привязываются к кольям, которые вколачиваются в дно морское. Из судов употребляются на Курхайском лове косовые лодки, палубные, полупалубные и подрасшевные лодки, для переборки же сетей – простые бударки, т.е. челноки.
На Курхайном рыболовстве могут участвовать все казаки — служащие, отставные и малолетние; малолетними называются казачьи дети от 15 до 18-летнего возраста, не состоящие на службе, но несущие повинности. Не имеют права участвовать в рыболовстве: 1) иногородные люди и 2) все казаки, находящиеся на действительной службе, а также вдовы и малолетки, не несущие еще повинностей, т.е. не имеющие еще 12 лет от роду.
В этом лове, как и в других прочих морских, каждый имеет право держать сколько ему надобно работников, из казаков ли, или из иногородних и киргиз.
Для надзора за Курхайским рыболовством назначаются два Начальника, так называемые рыболовные атаманы, под наблюдением которых устраиваются две баконные линии, посредством кольев, вбитых в дно на расстоянии от 25 до 50 сажен один от другого и собираемых по 2 с каждой имеющей участвовать в рыболовстве лодке или бударки.
Линии на большой глубине обозначаются плавучими знаками, собираемых с тех которые пожелают там рыболовствовать. Первая линия бьется в море в правую сторону от устьев реки Урала и вторая в левую сторону от устьев реки Урал в глубь моря.
Эти линии называются первыми и вторыми участками баканов и на каждой из них назначается по участному начальнику.
До начала Курхайского рыболовства, все казаки, желающие участвовать в нем, записываются, по своему выбору, в одному из двух участников в список у Начальника над Курхайским рыболовством, и каждый записавшийся казак имеет право на выставку известного числа сетей, соответственно своему чину, в той баконной линии, в которой он приписался. Отставные казаки и малолетние несущие повинности, имеют право на 9 сток, служащие казаки и урядники на 15, обер-офицер на 21. Войсковые старшины и подполковники на 27, полковники на 33 и генералы на 48.
Казаки, сверх распределения своего на две части по участкам, в каждом участке соединяются между собой в артели. Кто впрочем не пожелал бы присоединится к какой-нибудь артели, может оставаться и сам по себе. Число лиц составляющих одну артель, ограниченно так, чтобы в совокупности они имели право выставить не более 100 сетей.
За несколько дней до начала рыболовства Начальник оного делает на гауптвахте перекличку всем записавшимся казакам и кто на перекличку не явился. Тот в этом рыболовстве не имеет права участвовать и должен ждать следующего рыболовства. На перекличке Начальник выкрикивает имена и фамилии казаков, номера жеребьевки и частей их. Это делается так: кладут в чашку бумажные свернутые билеты с именами представителей артелей, а в другую чашку кладут билет с номерами. Билеты вынимаются первым встречным мальчиком или казаком. После этого каждая артель выставляет свои сети порядке доставшимся им номером, так что первый есть ближайший к берегу, начиная с глубины ¾ или 1-го аршина. Жеребья называются полными, если достанутся полным артелям, т.е. состоящим из числа казаков, имеющих в совокупности право на выставку ста сетей, неполными если достанутся неполным артелям. Одиночными — если их получат казаки, не приписавшиеся ни к одной артели. Начальник каждого участка имеет право на выставку в баканных линиях 80 сетей. А помощники их 40. Места для этих сетей назначаются не по жеребью, а выбираются ими где они пожелают. Лучшими местами считаются ближайшие к берегу, как потому что для лова на малой глубине не нужно иметь больших и очень исправных лодок, следовательно меньше издержек.

Число хороших номеров выходит больше или меньше, смотря потому, выпадает на большинство первых номеров на долю полных артелей, неполных или одиночных казаков , так что например тридцатые номера могут считаться иногда принадлежащими еще к хорошим номерам, иногда же к очень посредственным.
Рыболовные атаманы и их помощники выбирают для себя места, признанные долговременным опытом за самые лучшая; по этому места эти постоянны и слывут между казаками под именем Атаманских мест. Сверх того атаманы и помощники их сохраняют право и на то число сетей, которые им следует по чину, но для них не могут уже выбирать места, а должны выставлять через своих работников там, где придется по жребию тем артелям, к которым они приписались.
Некоторые артели, истинно товарищеские, составляются для взаимной выгоды участников вследствие различных соображений, как например потому, что несколько казаков имеют одну общую кусовую лодку или потому, что не имеющий своей лодки приписываются к имеющим, уступая за то лишнюю долю в предполагаемой добыче и т. п. Другие же артели составляются богатыми казаками для того, чтобы под видом их занять своими сетями как можно больше пространства. Они нанимают к себе в работники бедных казаков, составляя с ними как бы товарищество, в котором однако в сущности один – полновластный хозяин, прочие же лишь работники, получающие уговорную плату и уже не имеющие права на участие в улове., или они скупают у казаков могущих по праву участвовать в лов, но не желающих этого.
Казаки бывшие у Начальника Курхайскаго рыболовства на перекличке и получившие жеребья, могут отправляться в море на промысел в жеребьевые участки или в вольные воды (т.е. в промежутки между баконных линий), но не прежде как с дозволения Начальника. Казаки выезжают из Гурьева на рыболовство в море, в назначенный Начальником день, каждый казак выезжает из своего двора в телеге в одну лошадь, семейство его — жена и дети садятся тоже с ним идут на Ракушечью пристань, отстоящую от Гурьева на 7 верст к западу, по приезде на пристань, они прощаются с своими родными и расстаются. Каждый казак входит в лодку со своею артелью и пускается в открытое в открытое море. Морские суда заблаговременно исправлены и снабжены всем нужным как то: сетями, баграми, ножами, веревками, солью, съестными припасами и вином; у некоторых промышленников вино составляет чуть ли не главную заботу.
Когда проведены в море в правую и левую стороны от устьев Урала баконные жеребьевые участки, казаки немедля становятся на свои места, доставшиеся по жеребьевке и рыболовство начато.

Приготовление икры

Приготовление икры

Выставка сетей производится следующим образом: каждый выставляет свои – в три линии, т.е. по трети всего числа, на которое имеет право, в линию. По этому ни одна артель не может выставить боле 33 1/3 сетей в линию, или как сказано в выдаваемой ежегодно рыболовным атаманом инструкцией, боле 450 сажен по бакону. (сети, 33 1/3 по 12½ каждая с приухами, составляют 416 сажень, следовательно, 33 сажени, или по сажени на сеть, полагается на промежутки между сетями, ибо одна сет не должна быть счаливаема с другою, чтобы не составилось таким образом непрерывной стены, сквозь которую уже никакая рыба не могла бы проскользнуть к ловящим за баконами).
Первая линия, называется лицевою, обращена следовательно к устьям Урала, а вторая параллельно. Расстояние между линиями не определено в точности, но должно быть таково, чтобы в этих промежутках свободно можно было ездить и поворачиваться на лодках. Вторая линия по возможности выравнивается, чтобы не было в ней уступов, т.е. стараются, чтобы расстояние между обоими линиями у всех ловцов было одинаково. Может случиться, при большом числе участников в лове действительно случается, что нескольким артелям, получивших последние номера, не достает уже места в боканных линиях, тогда они выставляют свои сети в так называемых вольных водах, т.е. в промежутках между баканными линиями первого и второго участков. В вольных водах число сетей и расстановка их представляется совершенно на произвол ловцов, от чего и название водных вод. Сюда же идут и те, которые хотя и получили места в баконных линиях, но уже на большой глубине для лова на которой не имеют пригодных лодок.
Хороший лов на весеннем Курха, по замечанию казаков, продолжается до 1-х чисел Мая; вообще же успех его зависит от господства во время его юго-западных ветров, которые нагоняют рыбу. При выгонных ветрах уловов не бывает почти вовсе. Таков преимущественно NW, которого особенно не жалуют казаки, тем более, что он чаще других ветров усиливается до степени бурь, которыми не только уносятся сети, но срываются сами лодки с якорей.
На Курхайском лов солится рыба и приготовляются из нее припасы: паюсная икра, клей и вязига на судах, и время от времени свозятся для склада или для продажи на берег не иначе, как на Ракушечью пристань, куда должны следовать и откуда возвращаться морем, а не в Уралом, чтобы движением судов не мешать ходу рыбы в реку.
Отлучки с Курхайскаго рыболовства на Ракушечью пристань допускаются не иначе. Как по билетам, в которых означается количество везомой рыбы, икры, и вязиги, для предъявления на Ракушечьем посту. Это делается с тою целью, что бы промышленники не могли выставлять сетей в запрещенном пространстве против устьев Урала.
С 20 Апреля до 20 Мая, казаки приезжают с моря на Ракушечью пристань. Здесь они выгружают с судов соленую рыбу, паюсную икру, клей и вязигу, с уплатою соляной застав акцизной пошлины с каждого пуда соленой рыбы по 20 копеек и с каждого пуда икры по 1 рублю серебром, с вязиги и клея акцизная пошлина не взимается. Акцизная пошлина с рыбы и икры поступает в войсковой доход. Пристань в это время обращается в базар, где иногородцы торговцы и торговые казаки скупают рыбу и ее продукты и везут для продажи в города: Уральск — сухопутно, и в Астрахань — морем. Цены на рыбу на весеннем Курха бывают следующие: севрюга от 80 копеек до 1 рубля 36 копеек за пуд, икра от 7 рублей до 13 рублей за пуд, клей по 2руля за фунт, в сухом состоянии, и вязига от 25 до 30 копеек за фунт.
Во время рыбной торговли на Ракушечьей пристани, с 19 или 20 Апреля, открываются на пристани временные питейные заведения, как то: трактиры, ренсковые погреба. Без распивочной продажи, и временные выставки с продажею хлебного вина — распивочно и навынос; заведения эти, за исключением трактиров, существуют до 20 или 21 Мая, т.е. до конца Курхайского рыболовства, трактиры же с питейною продажею существуют на пристани круглый год.
Есть многие казаки, которые по приезд с курхайскаго рыболовства и привезши с собою рыбу, стараются скорее ее продать покупателю за наличные и получивши деньги, казак домой в Гурьев к родным не торопиться, а спешит в Трактирное заведение, там он пьет вино живет несколько дней сряду, иногда даже неделю и больше, тогда только он подумает о доме и о семействе, когда у него останется ограниченное число денег или тогда когда родные его приедут из Гурьева на пристань за ним.

2.Весенне севрюжье рыболовство в реке Урал.

Гурьев. Во время «плавни» на Урале

Гурьев. Во время «плавни» на Урале

Весеннее севрюжье рыболовство, или севрюжья плавня, начинается со вскрытием Урала, что среднем числом случается, около города Уральска, в 1-х числах Апреля, обыкновенно от самого города и производится по всему Уралу и в море против Уральских устьев, где и оканчивается в начале Июня. Сети на этом употребляются следующие:
1) Севрюжья плавная сеть имеет 32 сажени в длину с приухами, не более как в ½ аршина, и состоит из двух полотен: переднего, называемого ряжем, имеющего в ширину от 8 до 11 ячей, по 4 ¼ вершка в лопатке и с огнивом в три ячеи, ширина ее от 3 до 4 аршин. Поплавки и грузила расположены на подборах через две ячеи на третьей переднего полотна.
2) Ярыга, она имеет только 7 сажень в длину и устроена следующим образом: весьма широкое полотнище сложено по длине вдвое т, начиная с перегиба, сшито по краям. Но не до конца. Таким образом большая часть сети образует глухой мешок, свободные же, несшитые по краям, концы ее — два крыла: верхнее и нижнее.
3) Невод, он имеет в длину от 120 до 200 сажен и в ширину от 4 до 6 сажен. Ячеи его в 1 1/8 вершка в лопатке, с огнивом в три ячеи. Оба крыла его совершенно одинаковы и ровной длины. Невод употребляется казаками после прохода войска на том пространств, где оно ловило рыбу плавными сетями и ярыгами.
На весеннем севрюжьем рыболовстве участвуют все желающие Уральские казаки, плывут они в бударках (т.е. легких длинных лодках) до устьев Урала и до берегов моря, в каждой бударке находятся 2 или 3 казака. Во время этого рыболовства, обхватывающего значительную часть Урала, рыболовствующее войско, или так называемая громада, должна двигаться все вместе и правильно. Для этого назначаются границы называемые рубежами, означающая место до которого можно плавать, и за которое можно переходить не иначе, как уже на другой день. На другой день начинается лов с этого рубежа и идет до следующего; таким образом от рубежа к рубежу проходят весь Урал. Всех рубежей от Уральска до берегов моря считается 20. Лов начинается не ранее солнечного восхода или по крайней мере совершенного рассвета. У рубежа, при котором дневной лов должен окончиться, прежде нежели плавающее войско успеет его достигнуть ставится кибитка Начальника. По окончании ежедневного лова до заката солнца, все лодки вытаскиваются на берег, дабы ни кто не мог тайно ловить ночью.
Дневок на этом рыболовстве нет.
Отдыхи бывают в праздники, а также и тогда, когда противные ветра. Когда войско приближается к Индерскому озеру, что около Горской крепости, то дается время, нужное для добычи из него соли.
Начальнику над севрюжьем рыболовством, не окончившая ежедневного лова, полагается 6 плавок по проплавленному уже пространству, без захвата следующего рубежа; но они не должны продолжаться более часа. Для этого складывают в пользу его 6 бударок по 1 разу. В остальное время запрещается Начальнику ловить для себя.
По приплытии севрюжников к Гурьеву, тут под Гурьевом они останавливаются, производят рыболовство плавными сетями, ярыгами неводами; через день бывают дневки и рыболовство не производится; во время дневок пойманную рыбу продают. Потом приплывают они в Гурьев, что бывает в конце Мая, здесь они стоят несколько дней, во время дневок продают рыбу: за тем проплывают до устьев Урала, а иные до берегов моря, там оканчивают рыболовство, бударки и сети вытаскивают из воды, кладут в телеги, рыбу солят и укладывают; таким образом они возвращаются домой сухопутно на длинных дрогах, называемых здесь адрами, которые во все время рыболовства за ними следовали.
Цена определяется рыбе на счет и на вес. Икру оценивают отдельно, на взгляд, и продают сырьем, т.е. как она в рыбе. Дают до 1 рубля 50 копеек за право выпороть икру из севрюги, после чего мясо продают другому. Средняя цена севрюги на этом рыболовстве – от 30 до 40коп. и икра — от 8 до 10 рублей за пуд – сырьем.

3. Осенне — жаркое рыболовство, в море.

Осенне-жаркое рыболовство в Каспийском мор производится с половины Августа и продолжается до половины Октября; оно производится таким же порядком, как весною Курхайское рыболовство; разница в том, что на жаркое осеннее рыболовство казаков отправляется значительно меньше, против весеннего Курхайскаго; при том же в осеннее время в море встречается полоса зеленой слизистой воды, которую казаки называют чумою. Вода в это вредна для сетей; сети, попавшие в подобную воду, гниют и бывают ни к чему не годны.
На жарком рыболовств ловится та же рыба, что и весною на Курха, цены на нее те же. Пойманную рыбу казаки солят на судах, привозят ее с моря на Ракушечью пристань, уплачивая за соленую рыбу и икру акцизную пошлину; здесь покупают ее иногородые торговцы и торговые казаки и везут для продажи в Уральск сухопутно и в Астрахань морем
Пристань опять оживляется так же как и весною, привоз разных товаров из Астрахани бывает велик; Гурьевские иногородные торговцы возвращаются с Нижегородской ярмарки, вообще все те Гурьевские жители, которые уезжали из Гурьева весною и летом, осенью бывают в Гурьеве с привезенным для продажи разным товаром.

4. Осенне–плавное и неводное рыболовство в р. Урал

Осеннее плавное и неводное рыболовство в р. Урал, начинается с половины Сентября продолжается до конца Октября, или 1-х чисел Ноября т.е. до замерзания реки; рыболовства эти производятся от Каленовского форпоста, отстоящего от г. Уральска вниз в 191 ½ верстах. На этом рыболовстве употребляются сети те же, что и весною, а именно следующие: плавные сети, ярыги и невода. На осенних рыболовствах имеют право участвовать все желающие лица Войскового сословия, как и в весеннем, при чем также число бударок, на которых каждый имеет право, не ограничено. Так например, в 1865 году, на осеннем рыболовстве, в конце Октября на рубеж около Гурьева, было 2500 бударок. По Уралу плывут в бударках, т. е. легких длинных лодках, Уральские казаки; в каждой бударке сидят по 3 казака, один гребет веслами, а другой держит сеть, в бударках же с неводами сидят 3 казака, двое гребут и третий управляет лодкою. Начинают они плыть от Каленовскаго форпоста, многие же казаки начинают плыть с форпостов, которые следуют ниже Каленовскаго. Берегом же реки Урала сухим путем следует длинный ряд обозов с солью, для соления пойманной рыбы.
Осенне плавное рыболовство также производится по рубежам, назначение которых представляется Начальнику по соглашению с промышленниками, потому что в это время рыба уже нейдет, а лежит на ятовях, которые год от году могут изменятся: изменения же эти известны казакам из наблюдений, делаемых смотрителями Урала. Всех рубежей 16, именно: 1) Антоновский форпост, 2)Котельный, 3) Красноярский, 40 Хоргкинский, 5) Горская крепость, 6) Гребенщиковский форпост, 7) Кулагинская крепость, 8) Зеленовский форпост, 9) Кармановский, 10) Ямановский, 11) Сарайчиковская крепость, 12) Редутский форпост, 13) между Редутским и Кандауровским форпостами, 14) Кандауровский форпост, 15) под городом Гурьевом, 16) ниже Гурьева славущая ятов
В конце рубежа, который хотят проплавать, ставятся в три ряда крючковая снасть, что бы рыба, уходящая назад, на нее попадала. Пойманная таким образом рыба отдается Начальнику рыболовства в вознаграждение его трудов. Это единственное исключение, по которому дозволяется ставить в Урале крючья.
Рыболовство это начинается с солнечным восходом, для окончания же его нет определенного срока, а кончают когда успевают расплавлять всю ятомы, находящиеся на рубеже. Оно начинается с удара. Бударки всегда выравниваются по берегу и по сигналу сталкиваются в воду. Там где за неимением по близости отлогих мест, они стоят на яру, как например на последнем на последнем рубеже от Гурьева к морю, второпях редко обходится без ломки. Сверх этого, когда бударки уже в вод, Начальник ведет их до некоторого расстояния от ятова гурьбою так сказать колонною, не давая никому выходить вперед своей лодки. Когда начальник с своею лодкою отплывет прочь, то начинается перегонка. Всякий гребет с величайшем напряжением сил, часто до совершенного изнеможения.
По причине такой усиленной работы, а также и для большего удобства в сбыт наловленного, назначают на этом рыболовстве через день дневки, во время которых бывают базары. Но начальником предписывается строго смотреть за тем, что бы не делалось пустых дневок, когда по незаловам продавать почти не чего, а спешить к Гурьеву и кончить плавание до замерзания реки, дабы успеть за Гурьевом расплавлять Славушую ятов, от которой всегда ожидают большой добычи.
Так как плавными сетями и ярыгами преимущественно ловится яловая красная рыба, черной же в них мало попадает, то сзади главной массы плавничей производится лов неводами, который, по огромному количеству доставаемой им рыбы, едва уступает в важности самой плавне. С Антоновского форпоста до Кулагинской крепости, этот лов неводом дозволен только на другой день после разбития ятовой передовым войском; на этом пространстве он производится вольно, т.е. где и как кто хочет. С кулагинской же крепости вниз, т.е. до моря, неводной лов идет в тот же день, как и плавня, но не ранее как после проплытия плавней.
До приплытия этих рыболовов к Гурьеву, они стоят здесь и производить рыболовство несколько дней; пойманную рыбу солят и складывают на воза, а отсюда проплывают Гурьев городок, до устьев Урала или до берегов моря. Тут присоединяются к ним некоторые Гурьевские казаки рыбачить: за тем рыболовство это оканчивается ниже Гурьева; бударки и сети вытаскиваются из воды, их кладут на воза, рыбу также, и таким образом возвращаются домой сухим путем на адрах.
На осеннем рыболовстве в р. Урале, цены гораздо выше, чем на весеннем: икра продается до 14 рублей за пуд, осетр до 4рублей за пуд, а севрюга от 2 р. 50 коп., до 3 руб. за пуд.
Во время осеннего рыболовства открываются по берегу Урала временные подвижные выставки с продажею хлебного вина, распивочно и на вынос, а также выезжают из Гурьева торговцы с продажею фруктов: яблоков, винограда и слив.

5. Зимнее–неводное рыболовство в реке Урал.

Зимнее неводное рыболовство производится в Урале с половины Декабря до половины Января; рыболовство это разделяется на пять участков; 1) от Гурьева сначала по главной трубе Урала, а потом по Золотинке до самого впадения ее, и называется на ширине; 2) по перетаске (на Алексашкином проранке, по его, лова не производят); 3) по Бухарке; 4) по Яицкому устью, начиная от того места, где от общей трубы Урала отделяется Золотинка; 5) от нижнего устья р. Сорочинка до Гурьева. На зимнем неводном рыболовстве употребляются так называемые зимние невода, отличающиеся от осенних единственным вчаливанием на место частика — мотни или кутца, длиною в 4 сажени, сделанной из сети более частой, чем крылья. Тяга этих неводов подо льдом производится следующим образом. Посреди реки делают большую прорубь квадратной формы, в сажень слишком в сторон, называемой запуском. От нее начинают прорубать маленькие круглые проруби не более полуаршина в диаметре, на большем или меньшем расстоянии одна от другой, смотря по длине прогона (прогоном называется длинный жест). Эти проруби идут от запуска к тому и другому берегу в несколько косвенном направлении. Дойдя до берегов, продолжают линия их вдоль каждого берега вниз по реке сажень на сто. Последняя из этих прорубей того берега на который намереваются вытащить невод, делается побольше и в форме трапеции, у которой одна из параллельных сторон, именно обращенная к берегу, значительно короче трех остальных. Ее называют возьмою и предназначают для вытягивания невода. Форму трапеции делают ей для того, чтобы, при вытягивании, оба крыла невода сходились все ближе одно к другому. Начиная от крайней из идущих вдоль противоположного берега проруби, которая лежит несколько выше возьмы, прорубают к этой последней вкось через реку еще ряд маленьких прорубей. В запуск запускают невод в воду.
К обоим клячам его привязано по длинной веревке, такой, чтобы можно было конец ее вытащить на берег, прежде чем невод, опущенный с запуском начнет растягиваться. Эти веревки пропускают под льдом по линии прорубей посредством прогонов, к которым он привязаны своими свободными концами, точно таким же способом, как и при выставке аханов, с тою лишь разницей, что здесь, дабы дать прогону желаемое направление, не вешают на проруби костылей, а вместо этого по мере продвигания прогона вперед, идет человек от проруби к проруби и, опуская вниз палку, дает знать, толкается ли об нее прогон при поворачивании его вправо и или влево посредством сашила и прогонного багра. Когда таким образом конец прогона окажется у последних к берегу прорубей, то зацепливают привязанную к нему прогонную веревку крючком сашила и уже руками вытягивают ее на берег, а с нею вместе вытягивают и крыло невода доводя конец его до самого берега.
Перед началом лова все записываются по желанию в один из участков, для каждого из которых назначается особливый Начальник; в каждом же участке все приписываются к какому-нибудь неводу, оставляя таким образом артели, которые не могут состоять меньше как из 14 человек. Это установлено для того, чтобы хозяева неводов из желания получить паи побольше, не ограничивались наименьше возможным числом работников из казаков, пристающих к неводу из за паев, и тем не лишали бедных казаков — участия в этом лове. Запрещается употребление неводов, взятых на прокат у Астраханцев, чтобы через это часть выгод от улова не переходила в их руки, и чтобы побудить Уральцев заводить свои невода.
Перед началом лова осматриваются все невода — крепки ли они, чтобы потом из за починки их не было проволочки в тяг. Когда все расписаны по участкам, то делают на верхней и нижней грани каждого из них и при истоках побочных рукавов, в которых не производится лова, переставы; прорубив во всю ширину реки прорубь в виде узкой полосы, растягивают в ней на кольях большие невода, совершенно перегораживающие реку, как в ширину так и в глубину. После этого приступают к самому лову. В каждом участке ловят как в пруд, откуда уже рыб выхода нет и она вся бы вылавливалась, если бы не могла частью, конечно в небольшом количестве, прижаться к ярам, где нельзя захватить ее неводами. По этому в 1852 году просили казаки дозволить им багрить по ярам, куда особенно много скопилось сазанов; но Войсковая Канцелярия не разрешила этого на том лишь основании, что настоящий порядок зимнего неводного рыболовства существует несколько лет без всякого изменения.
Рыбы ловится на неводном рыболовстве очень много, так что часто сажень на 15 нельзя бывает дотащить мотни до возьм, не выбрав прежде рыбы из самих крыльев.
Неводный Зимний лов производится сообща т.е. каждый невод ловит не на себя, а складывает вес улов в общие кучи, называемые урсами. Такой лов продолжается непрерывно трое суток, что называется тягою,
После чего бывает дневка; во время которой производится дележ рыбы. Всю рыбу делят на паи, полагая на каждого хозяина невода по 6 паев, на чиновника (офицера), лично участвующего в лове, по 2 пая, а на урядника, простого казака и иногороднего работника — по паю. За работника получает полагаемый на него пай нанявший его. Сверх того участному Начальнику, в вознаграждение его трудов, полагается 10 паев, при чем само собой разумеется, что если он имеет и свой невод, то за него получает наравне с другими хозяевами следующие ему 6 паев. При этом строго запрещается Начальнику, прежде общего раздела, брать себе лучшую рыбу из урсов.
По окончании дележа, начинается вторая тяга, продолжающаяся также три дня, и так далее до окончания всего лова.

6. Зимнее Аханное рыболовство в море.

Аханное рыболовство в Каспийском море начинается зимою с того времени, когда лед достаточно окрепнет для того, чтобы можно было по нем безопасно ездит; обыкновенно оно начинается с 1 Января и продолжается до 1 Марта. Оно против Курхайского и Жаркого рыболовства заслуживает боле внимания; во 1-х, рыбы больше ловится, сбыт ее хорош в Гурьеве, потому что она во время зимы хорошо сохраняется от порчи и возможно ее вывозить в города Уральск и Астрахань свежею без соления во 2-х, оно требует боле расхода денег для того, чтоб собраться на это рыболовство, и в 3-их, сопряжено с трудностью и опасностью на глуби вследствие относов.
В аханном рыболовстве могут участвовать все казаки лично или поручая свое право другим или через своих рабочих, иметь которых из иногородних на этом рыболовстве дозволено; преимущественно же участвуют в аханном рыболовстве Гурьевские казаки; число рабочих на этом рыболовстве дозволено: полковнику 4, штаб-офицеру 3, обер-офицеру 2, уряднику и простому казаку 1, малолеткам работников не полагается.
Пойманную рыбу и продукты ее, — икру и клей, аханщики привозят возами не на Ракушечью пристань, а прямо в Гурьев, рекою Уралом по льду и продают ее здесь иногородным торговцам, которые в это время нарочно сюда приезжают из Самарской, Саратовской и других губерний. Для покупки рыбы, а также местным иногородным торговцам и торговым казакам, которые увозят ее для продажи в Уральск, Астрахань и другие города.
Цены в это время на аханную и ее продукты в Гурьев, бывают следующие: белуга, шип и севрюга, от 2 до 3 рублей 50 копеек за пуд, осетр от 3 рублей 50 копеек до 5 рублей за пуд, икра свежая от 10 до 15 рублей за пуд, паюсная же икра для продажи на аханном рыболовстве не приготовляется, а вязига из рыбы не вынимается. Клей продается от 55 до 65 копеек за фунт в сыром состоянии, и высушенный — от 2 рублей 20 копеек до 2 рублей 50 копеек за фунт.

Тюлений бой.

Во время Аханнаго рыболовства часто попадаются в сети тюлени; их брать казакам дозволено и убивать на льду, но запрещается употреблять особливые средства, нарочно придуманные собственно для лова тюленя, а также и бить тюленя молодого. В Феврале месяце тюлень щенится и выползает из воды на поверхность льда огромными стадами. Довольно далеко от места рыболовства на глуби. В конце зимнего рыболовства многие аханщики отправляются бить тюленя; орудие их небольшая палка, в конце коей налит свинец, палка эта называется чакушкою; подходят они к тюленям осторожно и против ветра, чтоб его не испугать, потому что тюлень весьма чутлив и от малейшего испуга скоро уходит в воду. Удар чакушкою тюленю в лоб или по носу- смертельно. Убив одного тюленя, промышленник загораживают дорогу убитым тюленем живым тюленям и при удобном случае двое или трое казаков набивают в сутки до 100 штук тюленей и более. Набитый тюлень промышленники привозят на санях рекою Уралом в Гурьев, где уплачивают таможенной застав акцизную пошлину по 30 копеек с пуда тюленя и продают его иногородным торговцам и торговым казакам, которые увозят тюленя в Астрахань и в Уральск; для предохранения от порчи, тюленей в Гурьеве солят.
Цена на тюлень в Гурьеве бывает в марте месяц по 1рублю за пуд; шкуру его иногда продают отдельно по 25 или 35 копеек за штуку. Промысел этот не велик.

Скотоводство.

Главную промышленность скотоводства в Гурьев, составляет овцеводство – киргизский баран; пригоняют этот скот киргизы зауральной орды в Гурьев на меновой двор огромными партиями; мена его производится на меновом дворе с первых чисел Августа по Март месяц. Покупка баранов на наличные деньги и мена хлебом производится казаками и иногородными торговцами, многие же Гурьевцы покупают огромные партии баранов на меновых дворах в Уральск и Оренбург. Годовая покупка баранов простирается до 400000 голов и боле. Купленных баранов на меновом двор каждый хозяин отсылает в степь для откармливания. Для чего у каждого торговца, для наблюдения за скотом, имеются приказчики, работники и пастухи, по большей части все киргизы. Цена баранам к покупке с 1 Февраля по Март месяц бывает считая кругом, от 2 до 3 рублей за штуку. Весною же в Марте месяц угоняют этот скот для продажи в Калмыковскую крепость на ярмарку, отстоящую от Гурьева в 240 верстах, где покупают его приезжие иногородные русские торговцы, ценою от 4 до 5 рублей за штуку. Кроме баранов, Гурьевские жители покупают на меновых дворах от киргиз зауральной орды лошадей, верблюдов – одногорбых и двугорбых – и рогатый скот: коров, быков, коз и козлов, которых отсылают сперва в степь для откармливания и потом угоняют для продажи весною, в Марте месяце, в Калмыковскую крепость на ярмарку и осенью, в Октябре месяце, — в Гурьев на ярмарку. Торговля эта мене значительна против овцеводства. Цена этому скоту в продаж бывает следующие: лошади — молодые от 15 до 30 рублей и старые от 30 до 70 рублей и дороже; верблюды – молодые от 12 до 15 рублей и старые от 20 до 60 рублей; коровы и быки – от 15 до 30 рублей и козы и козлы — от 2 до 3 рублей за голову. Торговлею скотом большею частью занимаются казаки, потому что они имеют право на войсковой земле пасти для откармливания беспошлинно определенное число голов скота, соответственно своему чину. Число голов скота беспошлинно могут иметь на войсковых лугах для откармливания, следующие войсковые лица, а именно: штаб-офицеры по 1500 баранов и 210 штук рогатого скота, обер-офицеры по 1000 баранов и 140 штук рогатого скота, нижние чины и малолетки, несущие повинности, по 500 баранов и 70 штук рогатого скота. Сверх этого количества, за весь скот они платят акцизную пошлину по 10 копеек, с рогатого скота и по 4 копейке с барана в год.
Иногородные лица платят акциз с каждой головы имеющегося у них скота в войсковых лугах, для откармливания или прогона, по 14 коп. с лошади и рогатого скота и по 5 копеек с барана; акцизная пошлина со скота поступает в войсковой доход.

Хлебная торговля.

После рыболовства и скотоводства есть хлебная промышленность, которую, по обширности своего оборота, можно назвать главною в Гурьеве.
Ржаная мука, пшеничная разных сортов и овес. Привозятся сюда здешними казаками и иногородными из г. Астрахани морским путем и продаются в Гурьеве жителям, ржаную же муку продают киргизам зауральских орд. Привоз муки и овса из Астрахани в Гурьев бывает весною, летом и осенью, и из Уральска — зимою.
Количество привезенной муки и овса в Гурьев, в течение года доходит до 200000 четвертей или кулей. Цена на муку и овес в Гурьев, бывает следующая: ржаная мука от 60 до 80 копеек за пуд, пшеничная трех сортов от 1 до 1 рубля 50 копеек за пуд и овес от 65 копеек до 1 рубля за пуд.

О ярмарке.

Ярмарка в Гурьеве бывает один раз в год, именно осенью, сроком с 25 Октября по 10 Ноября. На Гурьевскую ярмарку привозят купцы из Уральска сухопутно следующие товары: красный товар, мелочной, обувь, железо, мед, сахар, чай, кофе и табак. Кроме Уральских торговцев на ярмарке торгуют и Гурьевские торговцы красным товаром, мелочным, обувью, чаем, сахаром, кофе, пряностями, табаком и вином. На этой ярмарке, кроме товаров бывает продажа скота как то: баранов, рогатого скота, верблюдов и лошадей. Скот этот пригоняют со степи киргизы зауральских орд, а также и пригоняют его некоторые казаки и иногородные для продажи. Торг на Гурьевской ярмарке преимущественно ведется красным товаром и скотом. По сведениям Г. Рябинина оказывается, что на гурьевскую ярмарку в 1862 году было привезено разного товара на сумму 430000 рублей, за исключением скота, и продано разного товара на сумму до 100000 рублей.

О привозе товаров в Гурьев, о числе торговых заведений и ремесленников, о пароходстве и о вывозе и привозе товаров в Гурьев на морских судах

Товары, которые в Гурьев не производятся, привозятся из г. Астрахани морем именно: хлеб, овес, крупа, вино, сахар, чай, кофе, пряности, сласти, табак, красный товар, обувь, железо, мелочной, и проч. – Привоз товаров бывает весною, летом и осенью, и из Уральска сухопутно зимою эти же товары. Товары привозятся иногородными лицами и казаками, каждый для своей лавки, иные же снабжают товарами других торговцев, которые из Гурьева не каждый год ездят в Астрахань и в Нижний Новгород на ярмарку.
Всех торговых заведений в Гурьеве 58, а именно: лавок с красным товаром 6, лавок с колониальным, бакалейным, москательным мелочным товаром 14, мелочных лавок и лавочек 13, табачных заведений: лавок 1 и лавочек 8 и питейных заведений: трактиров 2, Ренсковых погребов с продажею питей роспивочно и на вынос 3, питейных домов 8, штофных лавок 2 и оптовый склад хлебного вина 1; гостинного двора в Гурьеве нет и базаров в городе не бывает. Всех мастеровых и ремесленников в Гурьеве 33, как то: хлебопеков 3, мясников 4, серебряков 3, медиков 1, стекольщиков 2, слесарь, он же и столяр 1, кузнецов 5, портных 5, башмачников 2, шорник и сыромятник 1 и извозчик 1.
Все мастера и ремесленники иногородные и все торговые лавки, лавочки, и заведения содержат большею частью иногородные лица, казаки же имеют лишь несколько лавочек и заведений. Казаки торгуют мукой и овсом из своих домов, при которых имеются отдельные кладовые, выстроенные из воздушного кирпича и называются палатками. Рыбу и тюлень, которые, привозят они зимою с Аханнаго рыболовства, также продают дома из кладовых; некоторые же казаки вывозят рыбу на базарную площадь и продают там с возов. Сбыт вывозимых из Гурьева продуктов и товаров и покупка товаров и привоз их в Гурьев, производятся самими мастными жителями.
Пароходства в Гурьеве нет, но весною пристает к Гурьеву 1 пароход из Астрахани, 3 раза, в 12 верстах от устьев Урала, вблизи острова большего Пешнаго, в Каспийском море, к самому же Гурьеву пароход не может проходить по причине мели. В первый раз пароход приходит к Гурьеву из Астрахани в половине Апреля и через 2 или 3 дня отправляется из Гурьева в форт Александровский, куда он везет из Гурьева сотню Уральских казаков на два года, для смены тамошнего гарнизона; в конце Апреля пароход возвращается к Гурьеву во 2-й раз и привозит Уральских казаков, отслуживших срок своей службы в форт Александровском; через три дня уходит пароход в Астрахань с пассажирами из Гурьева и в начале или половине Мая приходит опять к Гурьеву с пассажирами из Астрахани, уже в 3-й раз, и через три дня отправляется из Гурьева с пассажирами в Астрахань и бое не приходит до следующего года.
Число морских судов в Гурьеве, как то: кусовых лодок, салмовок и других, определить верно нельзя, но можно сказать, что почти у каждого Гурьевского промышленника, казака и иногороднего, есть суда, которые весною с открытием навигации, отправляются из Гурьева в Астрахань с здешними продуктами как то: рыбой, икрой, клеем, тюленем салом и кожами. Некоторые же иногородные торговцы уезжают из Гурьева летом в нижний Новгород на ярмарку для покупки разных товаров. Вообще во время лета Гурьев городок значительно пустеет, потому что большая часть жителей уезжают оттуда на это время. Суда эти приходят с товарами из Астрахани в Гурьев, летом и осенью, останавливаются у Ракушичьей пристани, где выгружают из них товары как то: муку, крупу, овес, сахар, чай, кофе. Пряности, сласти, вино и табак внутреннего приготовления: листовой в кулях и приготовленный в обандероленных помещениях. Товары эти с пристани, перевозятся в Гурьев сухопутно самими хозяевами или наймом для перевозки их извозчиков казаков. Которым платят с куля муки и овса, весом до 7 пуд каждый от 10 до 15 копеек за куль, с прочего же товара плотится за провоз уговорная плата с воза.

Общественная жизнь.

В буквальном смысле общественной жизни и увеселений Гурьеве вовсе нет. Большинство жителей в Гурьеве составляют войсковые обыватели: нижние чины из них одни состоят на действительной служб, а большая часть занимаются промыслами и торговлей, так что они не видят как проходит год. Весною они заняты наймом казаков на службу, отправлением на Курхайское рыболовство в море и отправлением в Астрахань для покупки там хлеба, овса и других товаров; летом они свободны, время проводят по большей части в безделье и сне. В конце лета, именно с 1-х чисел Августа. Отправляются на сенокос, где трудятся до Сентября месяца, другие же в это время отправляются в море на Жаркое рыболовство и возвращаются с него осенью в Октябре месяце. С этого времени они до зимы свободны, некоторые же участвуют в осеннем рыболовстве по реке Уралу, большая же часть казаков приготовляется к Аханному рыболовству в море, в домах их идут хлопоты и приготовления т.е. вязание аханов и сетей, заготовление провизии, исправление аханной сбруи и наем рабочих. Хлопоты эти и работы продолжаются до самой зимы, с утра до позднего вечера они бывают заняты. Зимой же отправляются на Аханное рыболовство в море, откуда возвращаются в Гурьев в 1-х числах Марта. После Аханного рыболовства, которое сопряжено с большею тратою денег на сборы, трудностью на самом рыболовстве, среди зимы в открытом море, и опасностью на глуби, за что вознаграждают их хорошие уловы больших белуг, чрез которые поправляются домашняя их обстоятельства, казаки в Апреле месяц опять собираются на весеннее Курхайское рыболовство.
Таким образом Гурьевцы весь год деятельно проводят в трудах и занятиях.
Конечно не все Гурьевские казаки буквально так проводят вес год в занятиях, есть и такие, которые не на все рыболовства ездят и есть казаки, которые вовсе не ездят на рыболовство, а промышляют службою или торговлею. Из числа таких людей многие имеют много свободного времени, которые проводят в веселье и попойках, а иные даже просто от безделья пьянствуют в трактирах, погребках и кабаках.
Табак казаки дома не курят и другим не позволяют у себя курить, но в питейных заведениях сами по большей части курят, на рыболовствах тоже курят; в Гурьеве же преимущественно из простых казаков, курят табак молодые люди, а также казаки находящиеся на действительной службе.
Семейства их проводят время у себя дома в хозяйстве. В праздники казаки и казачки ходят друг к другу в гости; прогуливаются по Гурьеву, сидят группами около своих домов и проводят время в разговорах. На масленице катаются на лошадях по улицам и по льду реки Урала. На берегу Урала пред домом Атамана (казаки называют Начальника Гурьева городка Атаманом), устраивается из пластов льда небольшая пирамида с флагами, величиною в вышину 1 ½ сажени и в ширину 2 аршина, называемая городком; этот городок, казаки, по существующему издавна обычаю, берут приступом на лошадях верхом, для чего в последний день масленицы ставят на этот городок в закупоренном бочонке, ведра полтора водки, купленной Начальником на свой счет. Казаки малолетки ездят верхом на лошадях верхом по улицам, некоторые из них наряжены в офицерское платье и они считаются начальниками над прочими; кроме того назначается Начальником города из линейной команды человек 5 казаков, которые тоже с малолетками ездят. Наконец по данному сигналу Начальником, все они скоро дут верхом мимо городка, разрушают его палками и отличившийся казак в этом деле, получает в награду за удальство бочонок с водкой. При этом случае не обходится без того, чтобы кто-нибудь из наездников не был ушиблен,
Обыкновенно достается ушиб пластом льда храбрецу, получившему вино.
Домашняя жизнь казаков довольно скучна и однообразна.
Благородные лица войскового сословия — офицеры занимающие здесь должности, по большей части люди достаточные живут они своими домами тихо и скромно, и по большей части, особняками – скупо и однообразно, даже в некоторых случаях скучнее простых казаков; круг знакомых состоит из чиновных и богатых казаков. Мужчины по большей части носят Форменное платье, а женщины общеевропейское, национальный же костюм надевают в редких случаях. Проводят свободное время в чтении книг и газет, в гостях друг у друга — в игре карточной и биллиардной, иногда в катаниях по городу и охотою на дичь, собраний же и семейных вечеров не знают, –у каждого мысль о торговле. Вообще жизнь их скучна и однообразна без особенных тревог, но за то и без особых удовольствий; при всем том в казачьем благородном кругу – замкнутость, как будто один в другом не нуждается.
Иногородные здесь: купцы, мещане и крестьяне – все торговцы и ремесленники; проводят они время в торговле, ремеслах, поездках по своим делам в Астрахань и Нижний – Новгород. Домашняя жизнь их та же, как в прочих городах; знакомы они меж собой и с казаками живут дружелюбно. Гражданских чиновников здесь самое незначительное число; досужное время от занятий проводят они в чтении книг и газет, знакомстве с офицерами, карточной игре и охоте; вечеров и собраний у них не бывает, одним словом, жизнь их также полна скуки и единообразия, как жизнь здешних казаков.
Казаки любят музыку и песни, музыка их – гармония, балалайка и гитара; песни у них в употреблении: общие русские, исторические, относящиеся ко временам казачьего самоуправления, военные и местные, про родной Яик и Каспийское море. Вот две любимые песни Уральцев, взятые мною из сочинения Г-на Железнова (ныне покойного).

Яик ты наш, Яикушка,
Яик, сын Горыныч. (2)
Про тебя, про Яикушку,
Идет слава добрая. (2)
Про тебя про Горыныча,
Идет речь хорошая. (2)
Золочено у Яикушки,
Его было донышко. (2)
Серебряна у Яикушки
Его была покрышечка. (2)
Жемчужные у Горыныча
Его крыты-бережки. (2)
Мутнехонек наш Яикушка,
Бежишь же ты быстрехонек, (2)
Прорыл, протек наш Яикушка
Все горушки, все долушки. (2)
Выметывал наш Яикушка
Посередь себя часты острова (2)
С вершин взялся наш Яикушка
Бежишь же ты вплоть до низу. (2)
Как до славнаго города,
До города до Гурьева. (2)
До славного ты до моря,
До моря до Каспийскаго. (2)
За Гурьевом выпадал ты
Во батюшку сине – море. (2)
Как до славнаго острова
До острова Камышина. (2)
На остров Камышине,
Братцы, старики живут. (2)
Старики братцы старожилые
Они по девяносту лет (2)
С покоренною золотой ордой
Старики братцы, во ладу живут. (2)

Не ясные соколики слеталися,
Не хивинские визиюшки съезжалися:
Соходилися, съезжались добрые молодцы,
Добры молодцы, уральские казаченьки.
Они думу крепку думали:
Да кому из нас ребята атаманом быть?
Атаманом быть рябята, эсаулом слыть?
Уж мы выберем, ребята, атаманушку,
Атаманушку мы выберем “походного”,
Эсаулушку мы выберем “залетнаго”.
Атаман то говорит, братцы, как в трубу трубит
Эсаул то говорит, братцы, как в свирель свистит
Еще долголь нам, ребята, на Дарье стоять?
На Дарье стоять, караул держать?
Мы Дарью – реку пройдем рано с вечера,
А Куван – реку пройдем во глуху полночь,
А в Хиву придем вкруг белой зари
Мы хивинскому султану не покоримся,
А поклонимся, покоримся Царю – Белому,
Царю – Белому, ребята, Петру Первому!

Плавня

23 марта 2015

Очерк уральской казачьей общины
Сергей МАКСИМОВ

Живи вольный казак,
пока Москва не проведала.
Старинная казачья поговорка

ВОЙСКОВОЙ ОБОЗ

В земле уральских казаков, где старинная, излюб­ленная русским народом общинная форма быта ревниво отбивалась и бережно сохранилась, мне привелось видеть эту общину не только глаз на глаз, что называется «в лицах» и «воочию», но и выразившеюся в такой пре­лестной картине, которая поразила и увлекла меня.

Наступила вторая половина сентября, и стояли та­кие ясные дни и теплые ночи, какие бывают в Петер­бурге только в июле. Возы с арбузами на рынке г. Ураль­ска (по 50 коп.— 1 р. воз) уже исчезли; держались пока еще дыня, которых в этой сытой и благодатной земле насчитывают не один десяток сортов и между ними самыми вкусными (очень сладкими) почитают тополинские, зеленовские и сарайчиковские. Уборка хлебов окончена уже целый месяц тому назад, и тянулось то досужее безработное время, которое всякого заезжего и поражает безжизненным однообразием и одолевает скукой.

Однако приходилось уже немного томиться и недолго ждать. На 20-е число сентября войску указано было войсковой канцелярией начало «плавни», или «плавенного рыболовства». А так как оно начинается с Каленовского форпоста в 200 верстах от г. Уральска, почти на середине течения реки Урала от этого главного вой­скового города до Каспийского моря или Гурьева-городка, то казаки из-под Уральска давно уже потянулись к этому заветному рубежу. Я поспешил за ними, чтобы поспеть к самому началу плавни («осенней», потому что бывает еще «севрюжья плавня», или, как проще говорится там,— «севрюги»).

Дорога не дарит разнообразием и не веселит неожиданностями: едем глухой и гладкой степью. Голая земля на ней от летнего зноя покрыта многочисленными трещинами, и хотя на это осеннее время на бесплодных солончаках, по закону природы тех мест, успела уже обнаружиться молодая жизнь в виде свежих и разно­образных солонцовых растений, все же чувствуется, что едешь той степью, которая сродни киргизской, потянувшейся по ту сторону реки Урала в неизмеренную даль и глубь Средней Азии. Самый Урал, силясь разнообразить впечатления, успокаивает лишь небогатой зеленой растительностью, тщательно сберегаемой; но и побережные ветлы, ивы и березы годятся только на жерди и колья и выросли лишь на сырых и низких местах самой реки. Воздух очень сух, и едва справляешься с жаждой при помощи дынь и арбузов, гостеприимно предлагаемых в селениях, которые до сих пор почему-то сохраняют чужое и ненужное, давно потерявшее всякий смысл имя — форпостов (но не станиц). В довершение бед перед нами встало густое серое, неприглядно-громадное облако от исчезнувшего из глаз полотна дороги вплоть до недосягаемой выси ярко-голубого и жаркого неба. Мы уже чувствуем его близость в том, что слой мелкой и тяжелой пыли покрывает платье, залегает нос, слабеют зрение и слух, усиливается жажда.

— Дайте воды вымыть лицо и руки. Дайте возможность отряхнуть платье.

— Напрасный труд: дальше еще хуже будет. Мы нагнали войсковой обоз.

В самом деле, из невиданного до тех пор чудовищного пыльного облака долетают до нас скрипы немазаных колес на телегах ленивых казаков и вблизи колес, смазанных догадливыми свежим дегтем очень недавно, но уже успевших набраться пыли. Слышатся сфыркивания лошадей, и мы обязательно берем значительно в сторону, с трудом распознавая и отыскивая свободное место на широком стенном просторе, чтобы не врезаться в самый обоз и не запутаться и не заблудиться. Едем точно во тьме ночной, хотя не так давно любовались ярким све­том полуденного солнца. Внезапно накрыла нас глухая ночная тьма — именно глухая, потому что, осиливая пыльное облако и объезжая войсковой обоз, мы поража­емся необыкновенною тишиною. Как будто там нет живых людей, для которых так обязательно живое слово, и как будто все движение руководится неведомою силою, а люди крепко спят или вымерли. Это молчаливое шествие войскового обоза в строго определенном по­рядке в самом доле поразительно и торжественно. Словно на чопорное масленичное катанье с целью себя показать выехало войско в степь на прогулку, а не на работу, которая предполагает неизвестность и, во всяком случае, заботу, нервное возбуждение, подъем кое каких мелких страстей, торопливых хлопот и бестолковой суетни. Видимо, сытому человеку нечего торопиться и беспокоиться: он идет расправить слежавшиеся кости и позабавиться, как сибарит, когда придет время, «укажут час».

— На нынешней плавне, — объясняют нам,— предполагается больше двух тысяч «связок», то есть больше четырех тысяч будар. На каждую связку (две плавные сети, или ярыги) приходится средним числом до пяти телег обоза. Вот какая громада пылит и шевелится тут в этом облаке,— и молчит, потому что не о чем разговаривать: все давно размерено и всякий знает свое место. Те, которые будут вместе ловить, около друг друга и телеги держат: на одних будары лежат, на других сети, на третьих овес для лошадей, съестные припасы про себя. Всякий казак, не рассчитывая на дальних соседей  и не имея в виду ни степных базаров, ни мучных лавок впереди, весь запас везет с собой, чтобы суметь прокочевать вплоть до Гурьева, не возвращаться, за недостатком прокорма, с полпути, а стало быть, больше наловить  рыбы и больше получить барыша. Всякий соображает  при этом, что в средних и нижних форпостах хлеб  постоянно дорог, но зато, когда мимо них пройдет войско подымутся сверх того цены на яйца и на дыни.

— Нынешний войсковой обоз, — толкуют нам далее — идет семью дорогами.

Семь дорог, то есть семь хвостов из телег одна за другой по подобию тех, какими осаждаются кассы сто­личных театров, составляют целый казачий обоз, на полверсты в ширину, на две версты в длину; обоз — величайший в мире, не имеющий себе ничего подобного нигде на всем широком пространстве русской земли. Перекочевки киргизов отчасти походят на это зрелище, но по величине своей с уральским кочевьем далеко не могут равняться. Семь, да хотя бы и двадцать дорог, не встретят препятствий и не потеснят друг друга на широком степном раздолье, где на степи, гладкой, как доска, везде дороги, до бесконечности. И долго всматриваясь в это шествие уральского войска, торжественное и молчаливое, я, не отходя сравнением от первого подвернувшегося представления, все-таки был изумлен тем порядком в движении, какое развернулось перед моими глазами. В опере «Пророк», в шествии Иоанна Лейденского, зазевавшийся статист может сбиться с ноги, другой опоздать и нарушить симметрию в рядах; здесь, в степи, на берегу Урала, режиссера не держат, кулачной расправы не требуется, полицейской палки и осаживанья назад не бывает. Кажется, появись то и другое, и верно налаженный и в меру натянутый канат лопнет: один воз выедет вбок, натолкнется на соседний, остановит и собьет его; остановятся и спутаются другие, Начнется шум, поднимется брань,— и дела самому опытному уставщику и уряднику не наладить. Ладит изумительный порядок шествия та живая, невидимая сила, которая, вместе со многими прочими, заключается в понятии общины и в ее практическом применении. На этот раз войсковая казачья община сумела еще разбиться на отдельные артели, и каждая является настоящим хозяином, как в передвижении к месту лова, так и в самой плавне. Артель состоит из 7 и от 15 до 20 человек между которыми с поразительной справедливостью распределены и равномерный труд, и равная доля расходов, равные убытки и одинаковые барыши. Эта же равномерность каждого перед всеми в изумительной гармонии разлита по всему, собственно, казачьему обозу: все наличные, вместе взятые казаки, как один человек.

В войсковой обоз имеет право въехать с телегами всякий уралец, лишь бы был он коренной приуральский житель, а не илицкий и не сакмарский казак, не с боро­динского форпоста и не из башкирского отделения, хотя эти входят также в общий состав уральского казачьего войска. В плавне, как и во всех видах Здешнего рыболовства, не имеют нрава участвовать те казаки, которые состоят на действительной службе во внешних и внут­ренних командировках: будет ли то лейб-гвардии уральская казачья сотня или те сотни, которые посланы на кордоны, ушли в степь, в Ташкент, в Хиву, в Геёк-Тепе и т. д. Не участвуют также и женщины, но зато как отставным, так и малолеткам, находящимся в пределах   войсковой земли, предоставлено право участия, хотя и определена известная доля с ограничениями. Здесь также нет тех, которые в то же время занимаются рыболовством где-нибудь в другом месте уральской земли: разом в двух рыболовствах, по общинному справедливому закону, участвовать нельзя ни лично, ни наемными рабочими, ни по доверенности. Кто собрался на Чекальское морцо или в Узени, на так называемые осенние побочные ловы, тому нет места и права на плавне. На плавне, как и на некоторых других ловах, не дозволяется найма посторонних рабочих из киргиз или иногородних русских:   чистокровный казак    один только вправе кататься на бударках с ярыгой на плавне и рубить лед и под ним багрить и подбагривать рыбу на «багренье». Коренные старики казаки даже глубоко и стойко уверены в том, что с тех пор, как дозволили иногородним купцам селиться в городе и форпостах на казачьей земле, в Яике стало гораздо меньше рыбы. Нечистый дух и чужой глаз пришлых людей испортил заповедную реку с «золотым донышком, с крутыми бережками посеребряными, а за их и прозвали именем не хорошей дешевой рыбы «чехонью» и «церковными запирками» (за преследование старой веры, общей всему хотя, в свою очередь, невестке на отместку, заезжие русские люди зовут уральских казаков «разиной породой.

Когда величавое шествие войскового обоза вновь открылось на наших глазах перед Каленовским форпостом, мы заметили, что на хвосте его тянулся другой обоз с приметною целью от него отделиться и с ним не смешиваться. Легко было распознать, что одни возы, увязанные крепко и накрытые кожами, представляют собою обычный всей России вид возов с товарами; на других просто навалены были, ничем не укрытые, бочки с надписанием на заднем днище краткого, но красноречиво гласящего слова «патент»: войско, стало быть, привыкло и любит поработать, т. е. половить рыбку и повеселиться, после работы промочить горло по смыслу присловья что Рыба любит воду, а, стало быть, рыбак должен выпить водки: одновременно согреться и обсушиться. Это уже те иногородние, которых казаки не любят, но без них не могут обойтись (в войске еще сильно предубеждение, по которому торговля — не казацкое дело, не аристократический промысел, а торговля водкой, во всяком случае, промысел гнусный и ремесло зазорное). Иногородние это смекнули давно и, пристро­ившись к войсковому обозу, нагревают руки: им тепло вокруг и около; хотя водка их согревает другой сторо­ной. За походными, кочующими кабаками тянутся иные возы иногородних, пока пустые, потому что назначены для клади выловленной казаками рыбы и для своза ее в посоленном виде в какую-нибудь Елабугу, Казань и отсюда по всей Каме  до самой Вятки.

Когда лев или тигр вышли в одиночку на охоту и в чащобах тропических лесов ищут овец и буйволов, не брезгуя и верблюдом, следом за ним плетутся барсы и шакалы и иной более мелкий и менее сильный зверь попользоваться остатками сытой трапезы сильного и могучего богатыря. Когда пеструшка — мышь морозных тундряных степей — неисчислимыми мириадами стад тронется за пищей, ее сопровождают также большими стадами соболи, куницы, горностаи и лисицы, чтобы по­живиться прямо на ее счет, а не на оставленные объед­ки. Все это невольно пришло мне на память, когда за кочевым казачьих табором растянулся по степи торго­вый обоз.

Этими иногородними возами увеличивается громадный казачий обоз, который был мал в начале пути под городом Уральском, когда выезжали телеги с подгородных хуторов, но постепенно нарастал за каждым попутным форпостом, а под Каленовским представлял собою уже такую громаду, которая и на представления привычных казаков производит подавляющее действие. Это отразилось и в обыденном языке, и в выражениях.

Осенью, когда обнаженная степь покрывается зе­ленью и перелетная птица, находящая пищу в разнообразных породах солянок, наполняет шумом и звонким говором эти безмолвные летом пустыри, когда оживают они всем этим судорожным и торопливым движением птичьих стай, гусиных и лебединых артелей, казак говорит:

— На степи теперь птицы — воза!

Когда летней порой оживляется базарная площадь города Уральска и круглолицые, миловидные и чопорные уралки мешаются в толпе со скуластыми и некрасивыми киргизами, иногородними торговцами и казаками в разноцветных полосатых бухарских халатах, они же, под впечатлением хлопотливой толпы, говорят домашним, возвратившись в избу:

— Народу на базаре — воза.

На базаре веяний по обычаю рекомендует себя свое­образно. Киргиз пришел продать кошму и бараньи шкурки и купить табачку, уздечку, ремешок либо нагайку. Казак привел воз с арбузами или дынями, старуха казачка приехала, сидя на возу, с молоком, носящим свойственно только этому месту название и вид «мешотчатого». Непосредственно в самую телегу, в подостланную простыню, налила казачка это странное полужидкое вещество, что-то вроде молочного студня или простокваши с комьями свернувшегося творога. Хотя такое кушанье и годятся только для охотника и потребляется привычными людьми, тем не менее его в тех местах любят и хвалят. Молочный студень, раз­бавленный водой, считается в летние жары самым луч­шим прохладительным напитком. Хотя на этот раз и в самом деле на уральских базарах «молока воза», однако для уральского казака и пыли в степи — воза, и народа в плавленном обозе — воза, да и времени у уралок, целые дни щелкающих сушеные и каленые арбузные семечки,— тоже воза!

Настоящие воза, последние на хвосте войскового обоза, на эту ночь поспешат установиться по улице Каленовского форпоста; воза же самого обоза расположатся на степи в некотором почтительном отдалении от селения. Назавтра самым ранним утром — начало плавни и новое любопытное представление, даром предлагаемое уральской казачьей общиной, но столь пора­зительное, поучительное и невиданное.

Пока казаки отдыхают от дороги, набираясь свежими силами, так нужными для них на завтрашний день, пока иногородние прилаживаются подпереть кольями свои холщовые походные лавки — мы осмотримся также по их примеру и сообразимся. Без нескольких предварительных слов не обойдешься.

КАЗАЧИЙ УЧУГ

Войсковая уральская земля — как всем известно — прорезается большой рекой Уралом, неширокой, не поражающей величественным или царственным течением, как Волга и Кама, но многоводной и сильной. Окрещена река этим именем с небольшим сто лет тому назад (в 1775 г.), после разделки с Пугачевым и его публичной площадной казни, а до того времени река Урал известна была всем под именем Яик.

Вырвавшись из отрога Уральских гор, из не осо­бенно высокого «камня», Яик очень быстро и торопливо побежал по узкой холмистой долине, по наклону ее прямо на юг. Под Орской крепостью выбежала ему из степи, из тамошних мокрых мочагов и родников, с юга, река Орь, которая сбила Яик с пути и повернула его на запад. За Орском он набежал на Губерлинские холмы и, как удалая казачья река, храбро пробился меж них по узкому ущелью в 12 верст длиной. Набравшись здесь смелости, он еще похрабрился в сжатой долине своей, но за Оренбургом стая стихать и смиряться, так что с 1600 футов падения при истоке здесь упал до 186 футов. Когда выбежал навстречу Чаган, храбрый Яик повернул на юг в том направлении, как приказал новый товарищ, т. е. прямо к Каспийскому морю.

Не сразу, впрочем, подчинился Яик злой судьбе, повелевающей течь в определенных и законных берегах, не вольнодумничая; но, выбежав, после встречи с Чаганом, в настоящую свободную степь, он попользовался кочевым правом: поиграл на ней и немного посвоевольничал. От степных прогулок его по узкой долине и сейчас можно видеть неисчислимое количество боевых следов: то озерко то сухая протока, то глубокий овраг, прозванные казаками приличными именами: проранов, ильменей, ериков, стариц. Сухоручье, или старое, покинутое рекою русло, стало «старицей»; такое же русло, но в весенние половодья заливаемое водой, застаивающейся в длинных ямах, названо «ериком»; мокрые обросшие камышом заросли или озерки, накопившие воду во время широкого разлива Урала, превратились в «ильмени», а протоки в устьях реки, или побочные русла, ее назвались «проранами». И теперь еще старый казак Яик иногда не прочь показать, что он еще не разлюбил вольной воли и не совсем согласен с тем, чтобы улечься в тесных берегах по. обычаю других русских рек безропотным пленником. Нет-нет да и заспорит он со своими противниками, хотя некоторые это правовое и естественное движение его готовы назвать бунтом и обычно ставить лишь только раздражающие, но не успокоительные препоны. Так, например, не дальше 25-ти лет назад под самым городом Уральском, где произошел спор и встреча реки с Чаганом, Яик успел выкинуть такое шаловливое колено, что город в одном месте очутился на старице, а сама река перенесла свое русло далеко в сторону, расстоянием на целую версту. Другое колено реки осталось на прежнем положений, и городок Уральск вторым краем своим по старине выходит на самый берег Урала, в том месте, где существует знаменитое и знаменательное для всего войска со­оружение, называемое «учугом». О нем и поговорим, так как в учуге коренная сила огромного значения, самое живое и больное место всего Уральского казачьего войска.

Учуг сам по себе штука нехитрая. Это — забор, вы­строенный поперек реки с одного берега до другого самым обыкновенным способом, как на Урале и Волге, так и на любой из рек, впадающих в Белое море. Там — для семги, здесь для севрюги, осетра и белуги поперек реки вбит ряд свай сплошным частоколом и затем другой ряд накось. Ряды этих свай связаны веревками (свистом), а в промежутки закатаны бревна. Эти бревна, или чигинник, представляют мост, по которому можно ходить, но нельзя ездить. Под водой забойка покрыта решетками или щитами из деревянных дранок. Чтобы не размывала учуг вода и забойка содержалась в порядке, приставлены особые сторожа. Это — водолазы-«баграчеи», ловкие нырялы, способные долго оставаться и смотреть в воде, ответственные люди, обязанные чинить учуг. Они могут под учугом и ловить рыбу, но только ту, которая в весеннее половодье прошла вверх, а по установке учуга возвратилась назад и встала под ним и выше ожидать времени и возможности для прохода на низ и в море. Но и эту рыбу баграчей имеет право!!!!!!!….. ловить только для почетных и влиятельных гостей в войске, в виде подарка на угощение и для атаманского стола. И опять-таки ему дозволяется лов не сетью, а ручным железным крюком «абрашкой», так как при­ткнувшаяся к забору и остановившаяся выше учуга рыба дает себя нащупать рукой и подсечь крюком.

Такая крепь, как учуг, останавливает, не пропуская дальше, всю ту рыбу, которая идет весною и осенью (непременно два раза в год) из моря в реку Урал. Здесь конец ее путешествию. Здесь для коренного ураль­ского войска, по привилегированному праву его то ме­сто, с которого река считается заповедною вплоть до черней  Култука Каспийского моря. Пятьсот верст те­чения Урала от центрального войскового города до Гурьева-городка считаются неразделенною войсковой собственностью, и притом всего Уральского войска во всем его составе, целой казачьей общины. Триста лет прошло с тех пор, как река сделалась единственною кормилицею этих уральцев, зашедших сюда с Дока и Волги, одновременно и вследствие одинаковых причин заставивших Ермака наняться к Строгановым и загла­дить свои вины завоеванием Сибири. Укрывшись на окраине государства, в дальней глуби Яицкой долины, эти казаки поспешили обеспечиться земляным городком на урочище Орешном, в 40 верстах выше нынешнего Уральска. И живя в старом городке, и после разорения его татарами, в 1613 году, переселясь в новый, яицкие казаки основывали на реке все надежды к пропитанию и существованию. Царь Михаил снабдил их грамотою (теперь затерянною), разрешавшей «владение рекою Яйком, с сущими при ней реки и притоки и со всеми угодьями от вершин той реки и до устья». Хотя послед­нее и оспаривалось у казаков долгое время и сама же казна сдавала устья на откуп, но с расселением казаков по низовьям реки и поступлением в казачьи руки учуга в Гурьеве-городке, т. е. с 1770 года, все низовое течение, Урала сделалось безраздельною казацкою собственностью. Гурьевский учуг был уничтожен, а сооруженный под Уральском стал единственным направителем рыболов­ного войскового хозяйства. Предоставленная казакам в награду за образование укрепленной цепи постов, за­державших «воровские перелазы» на святую Русь степ­ных кочевников, река Урал стала заповедною, была, так сказать, запрещена и зачурована.

Ни один казак единично не в урочное время не осмелится опустить в реку невод или крючковую сеть и имеет лишь право, в успокоение соблазна рыбной рекой, бросить удочку на мелкую рыбу. Крупная рыба — вся собственность войска, и все нижнее пятиверстное течение Урала — место береженое и щекотливое, и река, в этом. отношении, единственная в России. Еще до сих пор здесь не только ни одной сваи не вбито в «золотое донушко» и не гляделись в реку бревенчатые накаты мостов, опираясь на его «круты бережки посеребреные». В заповедное время ни один казак, никакой киргиз не дерзнет переплыть реку вплавь на коне и потревожить улегшуюся на отдых красную рыбу в «ятовях», глубо­ких речных ямах, называемых во всей остальной России омутами. Ни один казак не смеет выстрелить на берегу из ружья, не затевает никакого необычного и тревож­ного шума, и только лишь летом, когда зашедшая в реку рыба плавает по ней вверх и вниз, отыскивая ятови, дозволяется в реке поить лошадей и переправляться на другой берег в сенокосную пору, С начала осени, когда вода делается холоднее, а рыба, залегающая в ятови, пугливее. С 1-го сентября над рекою учреждается строгая охрана: на берегах невозмутимая тишина, и весь путь от города до Каленовского форпоста представляет­ся поразительно безмолвной пустынен. В это время укладывается по ямам вкусная и ценная хрящевая крас­ная рыба (осетр, севрюга, белуга и шип), ложась ярусами одна на другую, в самом деле как бы на отдых и спячку после долговременных прогулок в Каспийское море и продолжительного плавания по реке Уралу. Сюда же приходит гостить и менее вкусная и денная «черная», или «частиковая», рыба в виде судаков, сазанов, жере­хов, сомов, воблы, чехони и т. д. В угоду рыбе — и на свою пользу— казаки реку свою, удобную для судоход­ства, сделали несудоходною, также единственною в этом отношении на всем пространстве русской земли. Пла­вают по ней только тогда, когда разрешается ловля, но ни одно судно не поднималось с моря до Уральска.

На наших глазах и нам навстречу везли на лошадях, установленный на колесах, двенадцативесельный катер, сработанный в астраханском порту и доставленный удалым* гурьевским казаком, сплывшим на нем из устьев Волги в устья Урала. Вот почему и казаки из-за Ураль­ска обязаны ехать больше двухсот верст на лошадях и в теЛегах до начального рубежа плавни, в уверенности, что все ятови соблюдены особыми охранителями и не только пересчитаны, но и определены опытными глаза­ми старых казаков с такою точностью, как бы они были у них на ладони. Ко всем капризам реки, делающей ежегодные переметы песку и ила, ко всем обычаям рыбы опытные «плавучи» и «баграчеи» отлично присмотрелись, и приладились.

Читатель наш видит теперь, что уральским учугом определяются два основные рубежа на низовом течении Урала на то время, когда рыба остается на долгое время лежать в реке и совсем забывает о морском раз­долье, где ей слишком теперь холодно. Залегшую между морем, или — лучше сказать — между Гурьевым-городком и Каленовским форпостом, рыбу вылавливают плав­ленными сетями (т. е. плавающими по течению) с по­следних чисел сентября до первых чисел ноября, когда начинает замерзать река. К концу этого месяца и рети­вые казаки, добравшиеся до Гурьева, успевают вернуть­ся под Уральск, отдохнуть дома и приготовиться к зимнему лову, когда окрепнет лед на реке. С 20-го или 22-го декабря начинается «багренье», начинают разбаривать ту рыбу, которая улеглась в ятовях Урала от учуга до Каленовского форпоста, т.е. в верхней, поло­вине зачурованной казачьей части реки Урала.

Мне остается прибавить, что по всему Уралу одно­временно ловят рыбу, без определенных рубежей, а сплошь по всему течению его от учуга до моря также плавленными сетями со вскрытием льда. Этот лов носит название «севрюжьей плавни», и «на севрюгах» работа­ют казаки до летней поры. В июне все рыболовства оканчиваются и рыбу оставляют в покое во все время, пока продолжается вторичный ход ее из моря на долгий зимний сон. Известно, что весною рыба входит в теплую пресную воду метать икру и, исполнив этот закон при­роды, спешит возвратиться обратно в море. Там ее уже и ловить невыгодно и очень трудно, а потому для севрюжьей плавни открывают все зачурованное, сбере­женное и отгороженное пространство Урала, и ловят рыбу разом, без рубежей,— иначе она может ускользнуть из рук. Нельзя медлить — надо поторапливаться.

ОБЩИНА В ЛИЦАХ

Самым ранним утром, когда солнце успело немного подняться и осветить перед нами на противоположном «бухарском» берегу Урала кучку жителей из любопыт­ных киргизов, мы также, вместе с прочими, для той же самой цели были на ногах, и на этом казачьем берегу, или на «русской стороне», за Каленовским се­лением. Войско давно было в сборе. На возвышенном, крутом и обсыпчатом яру правого берега стояла строй­ными рядами живая стена ловцов, выжидающих сигнала, чтоб начинать лов, по общинному правилу всем разом, что называется, «с удара». Весь передний ряд этих молодцов выстроился по изгибу реки как бы на параде, стройно установившись грудью вперед и глаза направо: на палатку рыболовного атамана, назначенного канцеляриею из войсковых офицеров по очередному списку или в силу желания начальства материально пособить ему. Около ловцов чернеют их небольшие и легкие лод­ки — бударки и белеют сети — ярыги, у всех обязательно одинаковой величины: мешок в 6 сажень длины, 4 сажени стеной, сшитый так, что остались два свобод­ных крыла — верхнее и нижнее. На верхней подборе навязаны поплавки (барбелки), по нижней хребтине — таши, или грузила. Чтобы сеть стояла в воде стеной, один конец плавает на пуке или пучках, свитых из рогожи или ситниковой травы. Пук привязан за  петлю на конце стены сети. Хребтина, или бе­чева сети, пойдет по дну и станет срезывать рыбу,  вгонять ее в мешок ярыги.

Со стороны, от атаманской палатки, нам ясно видно, что казаки стоят «связками», потому что согласившиеся рыбачить вместе тесно плотятся друг к другу и крепко ухватились за свои бударки. Мы видим натянутую прямую линию строя, но не замечаем, чтобы она ломалась от выпятившихся вперед людей или,’ от высунутых дальше соседей бударок. Чувствуем, однако, что движе­ние в этом смысле и с подобным намерением возможно и даже совершается, но невидимая и неизвестная нам сила устанавливает правила равенства каждой связки перед соседнею и перед всеми другими, которые спло­тились в тесную стену, потянувшуюся вверх реки и конец которой едва досягаем глазом. Между тем и на этот раз мы не видим тех, которые обычно ровняют ряды и ломают палкой загривок и спину тех, которые осмелились изломить прямую линию. Здесь каждый по себе и всякий за всех. Тем не менее видится и чувст­вуется, что эта живая, дышащая и временами вздраги­вающая струна натянута до последней возможности, Намного напряжения надо на то, чтобы она мгновенно лопнула на несколько частей и исчезла из глаз. Не ло­пается и не разрывается в куски она потому, что еще не дано сигнала, но судорожно вздрагивает эта живая стена из людей под тем электрическим током, который можно переименовать в жажду наживы и корысти. Всякому хочется поймать рыбы больше, всякий наме­ревается напрячь свои силы, чтобы сильной греблей раньше и впереди других дойти до ятови, а до того времени не зацепить бы бударки в проклятых кустах, не свалиться бы самому с сыпучего крутояра, где можно и запнуться, и соскользнуть, и на доморощенных салаз­ках очутиться вместо бударки под ней и в холодной воде. Вдобавок к этому не знаешь, каким манером и каким знаком подаст атаман сигнал, чтобы хвататься за бударки и выплывать на реку. На багренье обыкно­венно грохает пушечный выстрел и рассыпается звонким раскатом по улицам Уральска, по реке и бухарской стороне до самого, менового двора. Здесь либо тявкнет маленькая пушчонка, либо пыхнет звонким металличе­ским звуком винтовка или пистолет. Может атаман вы­ставить свое лицо из палатки и махнуть платком, либо высунет свою шапку на палке, либо опрокинет свою палатку или разберет ту ее стенку, которая глядит на казаков, и, может быть, зычно крикнет. Меня, когда я поместился в атаманской палаше, убедительно просили не закуривать папироски, чтобы вспышку спички не приняли казаки за сигнал. Самое появление головы нашей или атаманской, самый дым папироски с несом­ненною про себя уверенностью примут ловцы за знак к началу плавенного лова.

Опытный глаз атамана все высматривает тот удач­ный момент, когда напряжение живой стены несколько уменьшится и все установятся так, что ни для кого из стариков не будет места для сетования и неудовольствия. Они строго блюдут за атаманом и зорко следят за тем, как он исполняет рыболовные правила и войсковые постановления, умеет ли охранять порядок и настолько ли неуступчив, стоек и справедлив, чтобы не допустить ни малейших послаблений и злоупотреблений. Зорко блюдут также и за тем, насколько атаман мудр и опытен, чтобы умирять ссоры и разбирать жалобы, что всегда возможно и вероятно, где соперничают люди удальством и силой и руководятся бедовым чувством корысти и страстью наживы. Рыболовный атаман все это очень хорошо знает и помнит, что иногда хитрые старики с серьезным видом являются с просьбами, в качестве депутатов, изменить какое-нибудь коренное рыболовное правило:

— Все-де войско так желает по тем-то и таким-то причинам.

И причины приводятся веские и убедительные.

Податливый атаман вскоре убеждается, что эта просьба была простой подвох, явное испытание совести начальника. Опытные и бывалые атаманы знают, что за умелые распоряжения в конце плавни войско выска­зывает свое удовольствие и благодарность криками «ура», в противном случае на лицеприятного и подкупного подадут жалобы по начальству.

Наш атаман разобрал кибитку с противоположной стороны от казаков, ползком добрался до маленькой пушки и — пукнул. Я глазом мигнуть не успел, как величественно стоявшая живая стена, которою я не мог налюбоваться, рухнула, рассыпалась по камушку и ис­чезла из глаз. Пуст оказался истоптанный берег на крутояре, но зато чистая до тех пор, как зеркало, и молчаливая, как степная ночь, река Урал также исчез­ла из глаз: мы уже на ней не видим воды. Как степная саранча скрывает дневной свет, так изменилась голубая поверхность реки, посерела и почернела под тысячью бударок. Зашевелилась она теперь и зажила тем особым движением, которое ей самой необычно. Через нее по бударкам, как по мосту, кажется, можно перейти на бухарскую сторону, если бы только лодки вздумаши оста­новиться. Такого молодецкого приема и движения каза­ков я и представить себе не мог!

Однако где же видимы знаки проявления заподоз­ренного нами в войске чувства корысти и стяжания наибольших, сравнительно с товарищами, барышей? Где эти непобедимые и неодолимые человеческим серд­цам толчки, из которых нарождается отвага и удаль, вея эта теперь нестройная, но в общем несомненно цельная суетня на воде казачьего разгула и представ­ляемой в лицах общины? Всматриваемся.

Как мухи, сплошь усеявшие стол, на котором про­лили каймак или мед угощавшиеся казачки, усыпали казаки всю реку вплоть от одного берега до другого. Все гребут, налегая на весла и рьяно и учащенно всплескивая веслами, каждые две бударки, или по-каэачьему, каждая связка. Им нельзя отставать друг от друга, потому, что обе действуют заодно и не обращают вни­мания на то, что этим теснят других, которые в свою очередь мешают плыть дальше третьим и десятым связ­кам. Однако на этой гонке с препятствиями, соверша­емой более опытными и сильными руками, чем всякие картинные яхт-клубные гонки на таких же, как длинные и узкие бударки, легких гичках, более ловкие и сильные руки выдвинули свои лодчонки далеко вперед всех остальных.

Отсталых, очень много, и между передними и задними стала обнажаться вода Урала большими пле­сами, или просветами. Эти задние — те, которые среди первоначальной суматохи не успели сладить с бударка­ми, ярыгами и сами с собой — и опоздали. Двое вы­пустили из рук свою лодку: она поплыла вниз одинокою, а они вплавь и вброд перебрались на бухарскую сторону и, стоя на другом берегу, отчаянными голосами молили о помощи. Сотни бударок, проплыли мимо, не внимая мольбам, и, видимо, при сосредоточенной мысли о себе не замечали несчастия других, хотя, конечно, их было жаль. Другой сорвался с своей лодки в воду и, не желая в ней тонуть, хватается за край плывущей мимо будар­ки, его бьют по рукам веслом; несчастный казак, опро­кинувшись на живот, начинает плыть, меряя саженками и наталкиваясь на встречные бударки, к тому же не­счастному и безнадежному берегу. Суматохи довольно, и, видимо, начинается тот беспорядок, который проти­воречит общему и сначала так хорошо и согласно налаженному тону. Как тут быть: не всем же, в самом деле, быть удальцами и ловкачами?

Рыболовный атаман, который плывет впереди и ве­дет войско к первой ятови, не доходя до нее, все случившееся позади видит и все, что по сторонам его кричит и плачется, слышит. Рьяных и сильных передо­виков подъемом весел, криками и приказаниями он сдер­живает настолько, чтобы не могли задние очень отстать. Одним строго приказывает поймать плывущую без хо­зяев бударку; другим принять меряющего саженки казака. Все это неохотно, конечно, но на виду всех исполняется. Передние все-таки успевают оставаться впереди за право удальства и силы. Задние уже не так безжалостно и безнадежно отстали: нельзя же всем выстроиться в такую же стройную и прямую линию на узкой реке, как это могло быть на широком степном берегу. Везде должны быть передние и задние: на лов­кости и удальстве весь свет стоит, и плавенное и багренное рыболовство неизбежно и обязательно должно было признать это явление за бесспорный закон. Рас­поряжением атамана все, конечно, довольны, и, лишь на очистку совести, поворчат на него те, которые давно уже могли бы быть на первой ятови, Но дело не во времени: дело в самой работе на ятови. Не страдать же казакам с ловкой и сильной рукой, при могучих плечах и груди, из-за того лишь, что бывают непово­ротливые и слабосильные?

Начали облавливать и те и другие первую ятову, два казака гребут, другие два держат веревки на обоих концах ярыги. По мере того, как двигаются бударки, тянется за ними и сеть, по подобию мережи с крыльями, столь всем рыбакам известной, но на этот раз не стоячей, а плавучей. Когда стали казаки ленивее опускать ярыги и, смотря в вынутые, покачивать головами, ата­ман повел на вторую ятовь, которую указывают ему ясно и точно те старики, которые обязаны эти ятови замечать и оберегать. Как только атаман доведет лов­цов до новой ямы, он на своей бударке отплывает в сторону и подает знак. Весь этот лов первого рубежа плавни от Каленовского до Антоновского форпоста про­изводился войском с такой быстротой и ловкостью, что, когда мы, на быстрой казачьей тройке снявшись с места тотчас после того, как скрылся хвост «плавачей» за крутояром, прискакали в Антоновский форпост, голова казачьего поезда вскоре была уже у нас на виду. Она медленно выплывала из-за селения, и ловцы суетливо забрасывали в последнюю ятовь ярыги и вытаскивали из воды, выбирая и выбрасывая, рыбу на бударки.

Когда мы уселись ожидать войско в такой же ки­битке, которая была раскинута за Алтоновским селением и через день должна служить таким же местом для сигнала на второй рубеж, плавенный атаман был уже там. На реке ему нечего было делать, потому что первый рубеж он прошел и счастлив, и в барышах, потому что на его пай ловили рыбу вперед других, и ему самому не для чего было беспокоиться. У нижнего рубежа для него расставляются «переставы», или переметы е крючья­ми. Рыба, пробиваясь в них, поворачиваясь и взыгрывая плеском, обязательно запутывается и непременно вязнет.

Когда под множеством бударок опять скрылась из наших глаз водная поверхность Урала и все войско закончило первый рубеж, к нашей кибитке явилась де­путация из пяти стариков. С нами был на плавне, из любопытства, сам наказной атаман (генерал-майор Вик. Дез. Дандевиль), и к нему-то пришли старики покло­ниться от всего войска «презентом» (по-нынешнему), или «атаманским кусом» (по-старинному казачьему вы­ражению). Принесли они живого, самого крупного и икряного осетра. Когда атаман поклон и подарок принял, один старик быстрыми и умелыми руками вскрыл рыбу, вынул мешок с икрой, с такой же ловкостью и быстро­тою вскинул его на грохот и протер так тщательно, что пробились сквозь сетку одни только зерна, а про­бойка, или слизистая оболочка мешка, осталась на гро­хоте и отброшена. Свежую икру с крупными зернами, рассыпчатую, как круто сваренная гречневая каша, на наших же глазах старик посолил, перемешал деревян­ной ложкой в деревянной чашке и в таком первобытном виде преподнес наказному атаману. По старинному ка­зачьему обычаю следовало Виктору Дезидерьевичу при­нять стакан водки, поздравить войско с началом лова, пожелать казакам удачного конца и закусить икрой из деревянной чашки нижегородского дела деревянной лож­кой. Откуда то взялся и кусок пшеничного хлеба на заедку. На привет атамана старики депутаты глубоко поклонились в пояс, а вышедшее из будар на песчаный берег войско, у которого все время ушки были, на ма­кушке, грохнуло «ура» в благодарность за добрые поже­лания. Попробовали и мы это незнакомое нам, необы­чайно вкусное вещество, которое язык не поднимается назвать свежей икрой, ввиду того подражания ей, кото­рое продается под этим почетным именем у Елисеева и Смурова, хотя бы по цене и за 3 руб. 50 коп. фунт.

ПОСЛЕ РУБЕЖА

Первый рубеж пройден; остается еще больше десятка таких же рабочих рубежей плавенных.. После каждого рубежа отдых на целые сутки, или «дневки». Завтра на ловлю не поедут. Сегодня выловленную рыбу выло­жили из бударок тут же на береговой песок, на подост­ланные холсты и  рогожки. Начался рыбный базар на эту свежую, сейчас пойманную рыбу. Явились покупа­тели из иногородних: из Елабуги, из Казани и проч. Они уже давно поджидали ловцов, гораздо раньше забравшись в форпост. Прошла по базару та невидимая сила, кото­рую не уловишь и не распознаешь в глаза ни в виде казака, ни в виде бородатого купца известного облика; прошла та сила, которая устанавливает цены. Не сразу она порешает дело и здесь, но осторожно прислушива­ется, осматривается, переминается с ноги на ногу, под­чесывает в затылке, упрямится и ломается. Два борца схватились пробовать силу на палке, кто кого перетянет, как бы в самом деле не перелететь через голову и боль­но не ушибиться. Как бы не подсунул казак ялового осетра вместо икряного, как бы не обмануться купцу в определении подлинного веса на глаз. Однако полади­ли; ударили по рукам: казацкая рыба перешла в руки купцов, которые тут же на берегу, тем же своеобразным кочевым способом ее пластают, солят, очищают от икры. Тешка (брюшко) отделяется от балыка (спинки); вы­нимается и просушивается на солнышке плавной пузырь (рыбий клей), выдирается сильной рукой сухожилье, лежащее вдоль хребта (вязига). Для этих операций на Волге созидаются целые селения под именем ватаг, устраиваются большие крытые плоты, целые заводы; здесь все это, степным обычаем, проделывается на пе­ске, рыба засаливается в чанах и бочках или складыва­ется тут же прямо на телеги.

Казаки вечером — с задатками, утром — с полным расчетом наличными деньгами: кредит они не любят; он у них не в обычае. Сказано надвое: хочешь — бери, хочешь — нет; свезем домой, рыба станет дороже. А что казак сделает с деньгами — это скажет ярмарка с крас­ным товаром. Она уже открылась на улице станицы, небольшая, очень тихая, но пестрая. Чтобы не выгорали на солнце линючие московские ситцы, купцы приладили навесы, столь густые с боков и сверху, что в лавках у них темно, а стало быть, удобно и им ловить свою рыбу в этой мутной воде. Казачки охочи до пестрых и ярких цветов в особенности, как дочери яркого юга и как Евины дети повадливо идут и на ленточки, пу­говки и на тесемочки. Светлые красносельские стеклян­ные запонки так и бьют в глаза обок и рядом с зеркальцами, вставленными в  двухстворчатую жестяную рамку. Особенно много именно этих зеркальцев. Вое это, конеч­но, выставлено для форпостных лежебок-казачек. Для самих казаков у сметливого торгового люда найдутся и рыболовные высокие личные сапоги, кожаные фарту­ки, суровый холст на рыбачьи штаны, широкие, как Каспийское море. Привезено и железо в деле на всякую потребу, и прядево, и бечевки: подчинить прорвавшуюся ярыгу. А главное, конечно, наиболее приятное и люби­мое, очень любимое казачьим войском:

— Вот, милости просим под наш навес выпить и закусить.

Читателю, таким образом, ясно теперь, что плавня искусно и практично привела за собою ярмарки во всякий из нижних форпостов, где кончаются плавенные рубежи. Обнаружилось на Руси новое, явление, нигде уже больше же повторяющееся, в своем роде единствен­ное, которое любознательный человек, во всяком случае, должен заметить и запомнить. Подвижное кочевое хо­зяйство натребовало и вызвало «подвижные и кочевые торжки». Войско пробует свою молодецкую удаль, ка­тается на бударах, как на гонке, сеточкой-ярыгой, что ни кинет в воду, вытаскивает из нее чуть не полный мешок рыбы, а зато какие у него славные песни про удалых отцов и дедов, и как он их охотно, хотя моно­тонно, поет! Можно ко всему этому прислушаться и присмотреться на той же скороспелой и скоропреходя­щей форпостной ярмарке, затеянной именно для дан­ного. форпоста. Ярмарка в Уральске отыграла тотчас, перед плавней точно так же, как в конце этого рыболовства она начнется в Гурьеве — унылом и скуч­ном во всякое время года.

Купил казак жене в подарок платочек от себя и того, что наказывала дома из мелочи, да и себя не забыл: завернул к патентованной бочке справиться о том, не фальшивую ли бумажку дала проклятая «чехонь»- ку­пец за рыбу (дряни этой забирается в войско, особенно с менового двора, где торгуют степными баранами, очень много, можно сказать, по-уральски — воза). Зашел казак к бочке и настоящую бумажку разменять: крупна очень, а в поиске менял не полагается, даже трехрублевую разбить трудно. Словом сказать, к вечеру, к концу дне­вки, у редкого казака держится на голове шапка, надо идти спать, надо выполнить очень трудную на этот раз задачу: отыскать свои воза.

Вон стоят воза громадным табором в степи, за селением: сгрудились и скучились так, что к средним и в трезвом. виде не скоро пролезешь и с великим трудом до своего воза доберешься; а попробуй-ка его теперь отыскать. И всякие меры приняты: у одних на возах вздернуты на высоких шестах резные деревянные петушки, клочки сена, тряпки, рваная шапка и другие издалека видные и условные знаки. Возы охраняются подростками, называемыми «малолетками», а на этот раз «станичниками», так как они обязаны пускать ло­шадей из возов в степь, кормить их там и стеречь, конечно, где захотят, в любом месте, степь, как и река, бесспорная общая собственность. Звонкие голоса маль­чишек, призывающие запоздалых отцов, раздаются там, лишь только стемнеет. Но, несмотря на все меры пре­дусмотрительности, не всякий казак, возвращающийся с ярмарки, ночует на своем возу, а спит раскидавши по-запорожски и по-казачьему руки, на сырой земле там, где приспел час и отвинтились ноги. Петушиная перекличка ребят примолкает, однако скоро сколько по безнадежности и усталости, столько же и потому, что казакам надо рано ложиться и назавтра опять следует вставать со светом, строиться в длинный ряд, нетерпе­ливо выжидать неизвестного сигнала и снова начинать барушную прогулку вдоль рыбного Урала.

Послезавтра опять дневка с теми же картинами рыбного базара и краснорядской ярмарки, так почти до самого Гурьева: день прогулки с ярыгой, день от­дыха с покупной водкой и даровыми угощениями у знакомых казаков на форпостах, в крепостях: Кулагинской, Калмыковской, Сахарной, Горской, Тополинокой, Баксайской и Сарайчиковской и в Гурьевом городке. Пока ловцы отдыхают на дневках, на их следах. по реке производится другой лов на ускользнувшую рыбу сетя­ми и неводами. На этот раз попадается лишь черная рыба, а иногда, как редкость, и красная.

На Кандауровском форпосте, не доезжая 15 верст до Гурьева, кончается первый участок ловли в конце октября. На этом месте ярыга оказывается, непригодной по свойству речного русла: требуются невода, сети гораздо крупнее, до 32 сажен. Они состоят из двух, полотен с редкими ячеями на переднем, туго натянутом и с частыми ячеями на заднем, гораздо слабее натянутом. Здесь, в этом месте, самая плавня утрачивает свое имя и лов носит название «осеннего неводного». От Гурьева до моря на конец октября и начало ноября опять осенняя плавня. Кто приплыл в Гурьев, тот имеет право поставить сети по ильменям и проранам, по пра­вую и левую сторону трех оставшихся из 19-ти прош­лого столетия устьев реки и запереть их, на двух участках, неводами или волокушами, т. е. неводами без мотни (середнего мешка), но длиною от 50 до 100 са­жен; а в ширину (или стеною) до 4 сажен. Зато и самый лов носит название «запорного» (прибрежного морского), а общинное начало сказывается .здесь тем, что рыбу обметывают по очереди, которую определяет, конечно, безобидный и справедливый жребий. Тянут невода в течение двух-трех суток, потом одни сутки отдыхают, т. е. делят улов по артелям и солят рыбу.

Когда осенняя плавня развертывается по рубежам своими красивыми и оживленными картинами, за кули­сами происходят тот материальный расчет и денежные, сделки, которые составляют самую сущность дела. Об­щинное пользование водами есть, конечно, материальная основа казачьих государственных повинностей, по об­разцу владения землею в сельских общинах. Не забыты ни те, которые по болезни не могут принимать участия в лове, ни бедняки, ни лица, оказавшие какие-либо особенные услуги войску, ни те служилые казаки, кото­рым мешает участвовать в лове служба. В пользу этих лиц установлен особенный сбор с участников в ловлях, из которого составляется капитал, а из него выдаются из войсковой канцелярии билетами, которые носят свое­образное название «печаток» (взрослые за 3 руб, мало­летки за 2 руб.). От сбора освобождаются только состо­ящие на. службе по выбору, также священники и сторо­жа при церквах, но пополняют хозяйственный капитал войска сбором с морских рыболовств (также по 3 руб.). За войском, вместе с нами едет священник, тоже полу­чивший на плавни «печатку», которую продал за 15 руб. Сам священник (обыкновенно из казачьего сословия) в то же время хотя и сопровождает обоз под видом исправления треб, а собственно едет для сбора с прихо­жан судаков, и мы видели его незавидное угнетенное положение как бы лишнего и ненужного человека. Судаков он получает приправленными и круто просолен­ными солью насмешек от тех казаков, которые не при­няли единоверия, не ходят в единоверческую церковь и называются «никудышными».

—   Молился ли ты об удачном-то лове?

—   Благословил ли ты своих-то, а мне  твоего  благо­словения не надо: проходи мимо!

— И так далее.

С печатками набирается священник в год рублей до сорока, а дома у него  человек десять детей,   и все девки. Пономарь и дьячки ловят иногда рыбу сами.

В конце плавни, ввиду приближающихся замороз­ков, рыбалят уральцы обыкновенно без дневок, идут так называемыми «обыденками». В этом отчасти и та выгода, что ослабляется влияние неблагоприятных осен­них непогод и казаки меньше болеют лихорадками и ревматизмами, столь нередкими «ломотными» болезнями именно на этой плавне, в этой счастливой стране, где вообще разлито здоровье и вырастает рослое, красивое и сильное племя.

Как казаки деньги собирали

7 февраля 2015
Казанская церковь в поселке Полтавский Великопетровской станицы

Казанская церковь в поселке Полтавский Великопетровской станицы

Казанская церковь в поселке Полтавский Великопетровской станицы была построена в 1861 году. Около 20 лет настоятелем этого храма был священник Михаил Чернавский. Деревянные храмы в епархии горели довольно часто. Случалось это, как сегодня принято говорить, из-за неосторожного обращения с огнем. Но бывали случаи, когда пожар приходил из поселков. Именно это произошло в Полтавке в 1891 году. Тогда выгорела большая часть казачьих домов. В огне погибла и Казанская церковь. В том же году покинул Полтавку и священник Чернавский. Словом, жизнь полтавских казаков в то время была незавидной. Нужно было восстанавливать (а чаще отстраивать заново) сгоревшие дома, но нужно было позаботиться и о требоисправлении. Ведь в Великопетровку не наездишься. Станичники мечтали о новом храме. И не о деревянном, а каменном. А это дело было недешевым. А где взять деньги? И тогда казаки решили отправить во все концы губернии своих «послов», которым предстояло попробовать собрать пожертвования. Любого в такую экспедицию не отправишь. Во-первых, «послы» должны быть физически крепкими. Не менее важны были и человеческие качества сборщиков- ведь не каждому еще и подадут. После долгих раздумий казаки выбрали двух сборщиков. Ими стали потомственные казаки Иван Завалишин и Григорий Шерстобитов.

Выдвинулись «послы» в путь в самом начале лета 1893 года. Дорога была неблизкой: Николаевская, Кустанай, Усть-Уйская, Троицк, Миасские заводы, Верхнеуральск… За 1,5 мес. сборщики собрали 118 рублей. Наибольшие пожертвования были собраны в Кустанае, где «послам» за 4 дня было пожертвовано 30 пудов муки. Казаки эту муку там же продали по 80-90 коп. за пуд.

Вернувшись домой, Завалишин и Шерстобитов отчитались перед земляками о собранных деньгах, передохнули малость, и воодушевленные успехом первой «экспедиции» вновь собрались в дорогу. С 4 октября по 5 ноября они посетили 25 сел и хуторов, в т.ч. поселки Брединский, Кизильский, Наследницкий. За это время было собрано 80 рублей. Отдых дома был недолгим, 15 ноября казаки опять отправились по губернии. На этот раз их путь пролегал через станицу Магнитную, Кано-Никольский и Белорецкий заводы. На этот раз в «копилку» попало 120 рублей. По словам сборщиков, наибольшие сборы приходились на заводы, где люди были более отзывчивыми. «В заводах мы поправляемся» -говорили они. Домой мужики вернулись лишь 12 февраля 1894 года.
А в мае они уже опять в дороге. И направились они в сторону Оренбурга. Эта «экспедиция» была не столь удачной. В одном селе собиралось не более 1,5 рублей. Причиной столь скромных сборов была низкая цена на хлеб ( а на селе жертвовали в основном муку), сложившаяся на тот момент в уезде, составляла лишь 17 копеек за пуд. И тогда «послы» двинули в славный город Оренбург, надеясь собрать в столице губернии солидные деньги. Попали они туда в дни празднования Троицы. Везде шли торжественные богослужения, народу в храмах было много. Но, простояв на церковных папертях в течение 2-х дней, наши герои получили … 7 копеек.
А что же местные жители? Собирали деньги и там, но… Полтавские богатеи, державшие в городских банках весьма значительные суммы, особо не торопились вкладываться в строительство нового храма. Одним их тех немногих зажиточных станичников, кто откликнулся на общую беду, был зажиточный казак Новокрещенов (к сожалению имя его неизвестно). О нем вообще говорили, что был этот казак весьма щедрым и зачастую помогал бедным станичникам » при обзаведении их жильем и хозяйством». Летописи также сохранили имя вдовы майора Н.О.Быкова. Звали вдову Прасковья Герасимовна. Она несколько раз жертвовала на строительство новой церкви по 100 рублей.
Сколько собрали в конечном итоге полтавские казаки, неизвестно. В летописях нынешних Карталов упоминается имя купца 2-ой гильдии Андрея Михайловича Зайцева, который жертвовал на новую Казанскую церквоь солидные деньги.
Строительство каменной церкви в Полтавском поселке было закончено лишь в 1903 году. Она и сейчас радует глаза жителей и гостей Карталов…

Хутор Кружилинский

7 октября 2014

Кружилинский — хутор в Шолоховском районе Ростовской области России, родина Михаила Шолохова.

КРУЖИЛИНСКИЙ МЕМОРИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС состоит из:
Родительская усадьба М.А. Шолохова
Казачье подворье конца XIX — начала ХХ вв.
Памятник «Казакам Тихого Дона»

Читать далее »

Станица Вёшенская

4 октября 2014

Вёшенская (в просторечии Вёшки) — станица на севере Ростовской области, административный центр и крупнейший населённый пункт Шолоховского района и Вёшенского сельского поселения. Численность населения — около 10 тыс. жителей. Станица расположена на левом берегу реки Дон.

Наверное, станица Вешенская, что лежит на левом берегу Дона, сейчас известна любому, кто знает историю Дона, жизнь и творчество писателя М.А. Шолохова. Много трагического и торжественного видели эти донские земли, многие стояли на берегах Дона у станицы Вешенской, восхищаясь просторами. До сих пор ходят слухи о времени основания станицы Вешенской. Точных сведений просто нет. Подробнее от истории станицы можно прочитать ЗДЕСЬ.
Первое упоминание казачьего городка Вёшки относится к 1672 году.

В Области Войска Донского первоначально входила в Донецкий округ, после образования Верхнедонского округа станица становится его административным центром. Во время Гражданской войны станица являлась центром Верхнедонского восстания против власти большевиков.

Мировую известность Вёшенская получила благодаря роману жителя станицы Михаила Шолохова «Тихий Дон», удостоенному Нобелевской премии по литературе.
После смерти писателя в 1984 году здесь был создан Государственный музей-заповедник М. А. Шолохова. Бронзовый бюст Шолохова был установлен 23 мая 1981 года на берегу реки Дон (скульптор А. Новиков и архитектор В. Климов). Фестиваль «Шолоховская весна» проводится в станице каждую весну в последние выходные мая.
В эти дни в Вёшенскую со всех концов страны съезжаются профессиональные и самодеятельные коллективы, писатели и поэты, ученые — шолоховеды, актеры театров и кино. Праздник приходит в Вёшенскую с утра, как бывало в старину, с восходом солнца и начинается с побудки. Фольклорные коллективы в народных костюмах идут по улицам станицы — с песнями, плясками, прибаутками гулянье стекается к центру станицы. На всех стационарных и временно организованных площадках выступают множественные фольклорные коллективы со всей России, ближнего и дальнего зарубежья.
На подворьях хозяева угощают гостей блюдами казачьей кухни и знаменитой казачьей «дымкой». Многочисленные мастера и художники предлагают свои художественные изделия и сувениры. На следующий день на окраине станицы, в районе ипподрома, с 10.00 утра проходят традиционные казачьи скачки, где лучшие казачьи дружины Дона демонстрируют свою удаль. Это искусство владения шашкой, пикой, умение управлять конём.

Государственный музей-заповедник М.А. Шолохова

основан в 1984 году. Создание музея-заповедника на родине писателя было фактом признания выдающихся заслуг М.А. Шолохова перед отечественной литературой, мировой духовной культурой.

В 1995 году Указом Президента Российской Федерации все объекты музея-заповедника отнесены к объектам исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения.

Уникальность музея-заповедника, прежде всего, состоит в том, что в нем сохранено все, что связано с жизнью и творчеством писателя (личные вещи, рукописи, письма, дома, в которых он жил, природа, хутора и станицы, изображенные в его произведениях).

Коллекция музейных предметов практически полностью состоит из подлинных вещей, принадлежавших самому писателю и его семье; она составляет более 52000 единиц хранения, из них более 25000 — основного фонда. Ежегодные поступления — 2500 — 3000 единиц хранения. По функциональному и территориальному признаку музей-заповедник включает десять основных структурно-планировочных зон, наиболее полно отражающих жизнь и творчество М.А. Шолохова на Донской земле: ст. Вёшенская, х. Кружилинский, ст. Каргинская, ст. Еланская, х. Лебяжий, х. Плешаки, х.Щебуняевский., оз. Островное, Вёшенский многовековой дуб.

Все фото здесь:
[nggallery id=181]

В статье использованы материалы сайта http://veshki-bazar.ru/

4 октября 2014