2. Встреча с незнакомцем
«Отважный» шел на шестах в прибрежной тени. Река здесь была неглубока. Плот чуть покачивало. В лицо дул ветерок, кожу приятно холодило. Иногда нос плота заносило вправо или влево, и тогда звеньевой кричал: «Справа отожми!» или: «Слева наддай!» Сам он стоял на заднем конце — корме, отталкиваясь шестом и в то же время помогая бортовым направлять ход плота. На носу был Вова.
Река текла неторопливо. Вырвавшись около села Покровского из гранитов, Шарта врезается в известняковую толщу и струится плавно, прямая, степенная, чуть ленивая. Горы здесь почти начисто сглажены морем, бушевавшим сотни миллионов лет назад. Бродя по берегам, тут можно найти много кусков известняка с отпечатками давным-давно вымерших растений и животных. По этим каменным отпечаткам ученые, как по книге, читают историю древнейших времен.
— Ох, я, должно быть, что-то придумал! — возвестил Вова. — Верно, верно, придумал. Электроплот. Я сейчас вам объясню. Значит, так. Сбоку — вот тут можно — приделывается турбина, колесо такое. Плот идет — она крутится. Только плот идет туда, вперед, а турбина обратно вертится, назад. Вам ясно? А то ведь это гидротехника — может, неясно?
— Я-асно, — сказал Лёня, а сам подмигнул друзьям.
А Вова, не обращая внимания на несерьезность Лёниного тона, грозившую подорвать его гидроэлектротехнический авторитет, продолжал:
— Ну вот. Она крутится, а от нее — приводной ремень к мотору. Он: вжи-жжи — работает. Работает и крутит такой винт, как у парохода. Плот идет все быстрее, турбина тоже быстрее, и мотор…
— Слева наддай!
Хлопцы недоглядели: плот сильно завернуло. Дима, стоявший у левого борта, не смог сразу выправить ход. Вова сунул свой шест в воду и упер в дно, но плот с такой силой надавил на шест, что Вова в один миг очутился в воде. Его сразу же вытащили. Отфыркавшись, он уселся посредине плота, стянул с себя ботинки, одежду и деловито осведомился:
— Ну как, понравился мой проект?
Ему ответили дружным хохотом. Звеньевой распорядился: всем разуться и сложить обувь в рюкзаки. Вова замерз, и плот направили к середине реки, на солнце. Оно уже склонялось к закату, но, несмотря на это, пригревало, не скупясь на тепло.
— Даже жалко, что завтра уже пещера и плот придется бросить, — сказал Миша.
— Как попадешь в пещеру, забудешь и про плот, — ответил Дима, словно бывал там и хорошо знал, какие прелести таят в себе подземные гроты.
— А вдруг мы там ничего не найдем? — сказал Лёня и сразу же огорчился от этой мысли. — Нет, что-нибудь да найдем!
— Давайте, братцы-кролики, нажмем еще.
И Миша стал так отталкиваться шестом, что Дима, стараясь не отстать от товарища, в две минуты вспотел.
— А вдруг там залежи какой-нибудь руды? — продолжал Лёня. — Или алмазы. Как вы думаете, в пещере алмазы могут быть? Или, может быть, свинец…
Лёне хотелось, чтобы в пещере оказалось какое-нибудь полезное ископаемое. Он мечтал о руднике, который построят на месте их находки.
— Мы потом придем туда, и все будут на нас показывать и говорить: «Это вот они открыли». А мы к тому времени еще десять таких находок сделаем. Ведь здорово, а, ребята?
Мише мысль звеньевого о руднике нравилась, только ему хотелось самому принять участие в разработках. А Дима мечтал найти в пещере какой-либо исторический клад. Какой — он сам еще не знал, но такой, что можно будет сдать в музей.
— У нас в городе музей не очень интересный. Надо такое найти, чтобы у всех дух захватило и чтобы это было важное научное открытие.
Вова имел свою, особую точку зрения. Он считал, что лучше всего найти золото.
— Золото найдем! — на него что хочешь можно купить, — сказал он. — Хочешь — свинец, хочешь — сразу десять витрин для музея. Во! И в каждой витрине — египетская мумия.
— А где ты это купишь? — вмешался Лёня. — Что, Советский Союз сам у себя покупать будет? Тоже мне, египетская мумия!..
— Ну, все равно, я с собой захвачу. Для себя.
— Куда тебе его?
— Золото? У-у… Из него можно такой кинжал сделать — блестящий.
— Фу, он мягкий получится, плохой.
— А зато все удивляться будут…
— Ребята, ведь компас теперь правильно показывает! Значит, верно: в болоте железо.
За разговорами время текло незаметно. Проплыли мимо деревни Сосновки. Надвинулся вечер. Решили причалить к берегу. Проволока, которую притащил Вова, пригодилась: на берегу вбили колья и к ним привязали плот. Ребята остались устраивать бивуак, а Миша отправился промыслить рыбы. Давно уже он мечтал о хорошей рыбалке, и вот наконец этот час настал.
— Уха будет — язык проглотите! — пообещал Миша друзьям.
Метрах в двухстах от стоянки плота, выше по течению, он приметил место, очень подходящее для рыбалки. Берег порос здесь камышом, чуть шуршала редкая осока, и на низких плоских волнах медленно и мягко колыхались листья кувшинок. Вырубив пару удилищ и накопав червей, Миша устроился на стволе низко склонившейся над водой березы. Он насадил по два червяка на каждый крючок и забросил удочки.
Не прошло и минуты — дёрг! — поплавок дрогнул. Еще раз. Кто-то сидел на крючке. Чуточку выждав, Миша резко вскинул и потянул удилище. Рыба уперлась, дернула удочку, потащила ее в сторону и вглубь. Сердце рыболова забилось: «Крупная!» Он дал ей немного отойти и снова потянул на себя. Она упиралась. Еще раз приспустив леску, Миша сначала медленно, потом быстрее потянул ее в сторону и вверх и вдруг единым махом выметнул на берег. Что-то красное, зеленое, белое запрыгало, закувыркалось в траве. Уколов руку о плавник, Миша схватил добычу. Это был окунь — полосатый, крупный, чуть ли не в две ладони, с сильным горбатым телом.
Когда этот хищник дернул удочку, Миша, признаться, подумал, что вытащит какую-нибудь громадину. Но и этот окунь вполне удовлетворял самолюбие рыболова.
Миша еле успел закинуть удочку второй раз, как она опять дернулась. Снова попался окунь, правда чуть поменьше. Но разве приходится огорчаться этим, если в течение одной минуты в руки попадают сразу две рыбешки! И третья, уже третья клюет на полуобкусанного червяка!
До чего это жадная рыба — окунь! Что ни подсунь ей — все схватит. Червяк ли это, малявка, раковая шейка, лягушонок — только подавай, не прозевает. За стаей мелких окуней всегда идут крупные и поедают мелочь. Прожорлив окунь невероятно. Бывает, до того наестся, что хвосты заглотанных рыбешек торчат из его пасти наружу. Вот он каков, этот хищник!
Миша еле поспевал вытаскивать. Он снял с крючков уже семь окуней и только два раза сменил насадку. Эх, и знатной ухой попотчует он друзей! Ловись, рыбка, ловись… Эге, полосатый, клюнул! Торопишься? Чудак! Упирайся, не упирайся — все равно наш будешь…
— Хорошо клюет?
Миша вздрогнул, обернулся и замер. Перед ним стоял тот — высокий в кожаной… Впрочем, он был без куртки. Из-под просторной клетчатой рубахи, заправленной в широкие брюки, виднелась голубенькая майка. Рукава рубахи были засучены. В одной руке он держал ведро, в другой была дымящаяся трубка. Светлые, выгоревшие волосы падали на лоб, свисая над горбинкой носа.
«Куда лучше? В воду? В лес? Вправо? Влево?» заметалась мысль. Миша встал.
— Что уставился? — усмехнулся незнакомец и спросил довольно приветливо: — Откуда? Из Сосновки?
«Сосновка? Что это? Ах, та деревня, что проезжали вечером! Значит, он меня не узнал».
— Угу, из Сосновки, — пробормотал Миша и отвел глаза в сторону. «Все-таки надо поскорее сматывать удочки».
Высокий шагнул к воде:
— Ого! Ты, оказывается, много окуней натаскал! А пить здесь можно?
Опершись на березу, на которой только что сидел Миша, незнакомец зачерпнул в вёдро воды. Когда он наклонился, вытянув загорелую мускулистую руку, Мишин взгляд упал на его предплечье. На бронзовой коже синел вытатуированный знак: две перекрещенные стрелы…
Миша вспотел… «Столкнуть его в реку. А дальше?..»
— Неважная вода. Ну, ничего. — Незнакомец выпрямился. — Кто там костер запалил, не знаешь? — Он повел рукой в сторону, где остались Мишины приятели.
— Костер? Не знаю.
— Надо будет сходить посмотреть, что за соседи, — сам себе сказал высокий и предложил Мише: — Пойдем со мной. Наш чай, твоя уха. Конфеты будем есть, омулем соленым угощу. А?
— Не…
В лесу, из-за пригорка, послышался резкий свист.
— Ого-го-го! — закричал высокий. — Иду-у!.. Ну, двинулись чай пить?
Миша исподлобья взглянул на него и угрюмо проговорил:
— Домой надо.
— Как хочешь.
Он легко подхватил ведро и зашагал в лес. У Миши сильно билось сердце. Он осторожно двинулся следом за высоким. Вдруг тот обернулся. Миша быстро наклонился и сделал вид, будто ищет что-то на земле.
Темнело. «Надо подождать здесь, а потом незаметно пробраться к его стоянке», решил Миша, но вспомнил: тот хотел «сходить посмотреть, что за соседи». Вдруг сейчас отправится и наткнется на ребят? Надо скорее предупредить их…
Весть, принесенная Мишей, ошеломила всех. Конечно, такая встреча и раньше была вполне возможной, но все-таки это было неожиданностью, и весьма неприятной. Особенно взволновало всех сообщение о татуировке на руке незнакомца.
— Неужели правда стрелы? — допытывался Дима. — Вот такие, как на записках?
— Что ж, выдумывать я стану? — рассердился Миша. — Я, конечно, не сравнивал с записками, но стрелы как стрелы, и перекрещенные. Синие такие.
— Это, ребята, очень важно, — сказал Лёня. — Называется «вещественное доказательство». Теперь ему никуда не скрыться.
— Д-давайте отчаливать, — огорченно сказал Дима и принялся собирать посуду.
— А у меня есть предложение, — сказал звеньевой. — Надо у него машину испортить. Дождемся ночи, они спать лягут, а мы что-нибудь с мотором сделаем.
— Вы меня пошлите, — предложил свои услуги Вова. — Я знаю. Я ручку заводную утащу, и все.
— Тебя за ноги схватят, и все, — махнул рукой старший брат.
— Меня? У! А я…
Но Миша перебил:
— Нет, ребята! Надо действовать как? Надо наверняка действовать. Ясно, что не Вовку пошлем. Я пойду и еще кто-нибудь. Но все равно можно попасться.
— Риск — благородное дело! — возразил звеньевой.
— Нам в пещеру попасть важнее.
«Ты просто трусишь!» хотел сказать Лёня, но не сказал: ведь он знал, что Миша вовсе не трус. Просто он рассудительный парень.
— Ладно. Будем отчаливать, — согласился звеньевой.
Костер залили водой, он недовольно зашипел. Тьма окутала бивуак.
— Кто-то идет, — прошептал Дима.
Миша выдернул колья. Качнулся «Отважный». Забулькала, забурлила под ним вода. Заколыхались вокруг черные волны.
— Справа наддай…
Километра два они плыли молча. Было жутковато. Кругом тьма. И вода под ногами черная — кажется, нет дна.
Молчание прервал Вова. Начал он так:
— А мы его в пещере поймаем. Я знаю, как его можно поймать: у него фонарь из рук выбить и свой притушить. Миша — он сильный — будет руки у него держать, а Лёня — ноги. А я с Димой его свяжу. Я ух как умею связывать! Как напутаю, напутаю верёвку — ни за что не развязать, мама всегда ругается… — Помолчав немного и представив себе, видимо, картину схватки, Вова совсем воодушевился: — Хо! Я даже один могу связать. Только вот ноги бы держать ему покрепче… И потом, есть хочется, давайте поедим, — неожиданно закончил он свою воинственную речь.
С последним предложением все согласились. Причалить решили к левому берегу: противник был на правом.
Развели костер. Начхоз объявил «аврал» по чистке окуней, отложив в сторону две штуки:
— Жарить буду.
— В листочках? — вспомнил Вова пирожки.
— А вот посмотришь.
Миша накопал недалеко от берега глины, притащил к огню, плеснул на нее воды и стал размешивать.
— Будем есть окуней, начиненных глиной, — сострил Дима.
Миша героически снес эту насмешку, продолжая свое дело. Когда глина превратилась в податливую вязкую массу, он стал обкладывать ею окуня, предварительно обсыпав его солью.
— Ты, Димус, ошибся, — сказал Лёня: — мы будем есть глину, начиненную рыбой.
Не возражая и этому насмешнику, Миша преспокойно обляпал окуня глиной и, поворошив костер, засунул ком своей стряпни в самое пекло. То же сделал он и с другим окунем. Лишь после этого он счел возможным разъяснить смысл странных кулинарных приемов:
— В своем соку изжарится. Вкусно! А кто смеялся…
— Миша, я не смеялся, — поспешил напомнить о своей позиции Вова.
— …кто смеялся, тот двойную порцию получит. Чтобы лучше убедиться, как вкусно.
Разделили жареную рыбу, конечно, поровну. Окуни ссохлись, местами чуть обуглились, но, в общем, были вполне съедобными. Миша объяснил, что если рыба и невкусная, так тут виноват не он, Миша, а, во-первых, то, что в окунях оказалось недостаточно жира; во-вторых, слой глины получился тонковатый; в-третьих, сама глина плоховата — растрескалась — и, в-четвертых, если бы вот утка была, а не окунь, тогда бы никто не захотел сойти с этого места, пока не получил бы вторую порцию.
Зато уха не потребовала от повара ни объяснений, ни извинений.
Лёня приказал костер потушить: без огня их никто не заметит, а утренний холодок не даст спать долго. Набросали веток и улеглись на них, прижавшись друг к другу. Сон пришел почти мгновенно.